глядя на болото — Димка Арсентьев! Слышишь меня! Это я Серега Аниканов!

— Товарищ, капитан! — сказал уже громче старший сержант разведки Федоров — Надо спешить. Все уже уходят из деревни! Товарищ, капитан!

— Да, подожди же ты! — нервничая, капитан Аниканов прикрикнул на сержанта — Димка! — он снова прокричал, и эхо его голоса прокатилось по затуманенному туманом лесу — Димка Арсентьев! Слышишь меня?!

Отзовись!

— Товарищ, капитан! — тоже нервничая, проговорил громко старший сержант разведки Федоров — Мы должны ехать! У меня приказ!

— Так давай едь, если спешишь, если надо! — психанул Аниканов — А я, потом догоню!

— Товарищ, капитан я не могу без вас! — нервничая, произнес старший сержант разведки Федоров — У меня приказ, сопровождать вас!

И пора уже возвращаться! Аниканов посмотрел в сторону Снежницы. Он увидел, как войска уже покидали освобожденное от немцев село.

— Вот черт! — прокричал капитан Аниканов — Черт! Димка! — он крикнул на последок садясь с разведчиками в военную Эмку — Я вернусь к тебе! Димка! — он прокричал напоследок — Я вернусь! Я найду тебя! И военная Эмка с разведчиками и капитаном летчиком Сергеем Аникановым по сырой высокой прибитой дождем траве и грязи, выруливая юзом, принялась догонять своих. Она помчалась на полном ходу, догонять Советские войска по дороге на Запад. А сзади его из леса раздался очередной одиночный дикий волчий вой. Вой одинокого оборотня волка. Тот вой пронесся над лесом и над макушками стоящих на болоте берез и сосен, пугая снова каркающих сидящих на ветках черных ворон.

* * *

Гюнтер Когель поднявшись на ноги, и еле перебирая ими, брел по болотной топи теперь практически наугад. Впереди и вокруг него был лишь сплошной густой после обильного дождевого ливня туман. Он трясся от страха. И уже не соображал ничего от удара мощной лапы оборотня волка. Это была настоящая контузия, выбившая Когеля из своего сознания на какое-то непродолжительное время. Этот чудовищный удар когтистой звериной лапы по его голове вырубил его оберполковника Гюнтера Когеля из сознания. И не видевшего всего того, что произошло с его адъютантом Ергином Вальтраубе и полицаем Дрыкой. Он так и проплавал в грязной после дождя заливной у берега Волчьего хутора луже. Когель даже не помнил, как пришел в себя и только помнил, как пополз, куда глаза глядят, не взирая, на топкую вонючую, болотную жидкую грязь и рану от когтей волчьей оборотня лапы. Снесшую, почти всю его правую щеку. Он даже не чувствовал сейчас кровь текущую по его шее под рубашку и китель. Он просто полз и полз по болоту долгое время. И вот, наконец, нашел в себе силы встать на ноги. Когель ухватился за тонкую перед собой стоящую замшелую болотную сосенку и огляделся вокруг. В окружающий его стелющийся по болоту малоподвижный густой туман. Не было ничего, совершенно видно, куда ни посмотри. И Когель, побрел дальше, хватаясь за деревья вокруг себя. Он брел по болоту в одиночестве, надеясь еще на возможное спасение. Туман начал постепенно и медленно рассеиваться и таять, буквально на глазах. Он прямо стал оседать в само болото, увлекаемый вниз в жидкую его заросшую болотной травой топь. В этот момент Фероль настиг свою потенциальную жертву. Мощный удар в спину сбил с ног оберполковника Гюнтера Когеля с дрожащих и подкашивающихся ног. Он упал окровавленным лицом в болотную жижу. И тут же был схвачен за пояс кем-то очень сильным. Оборотень волк держал его своей когтистой сильной волосатой рукой, обхватив за торс и прижав сбоку к себе. Он понес Когеля по болоту в известном только ему направлении. Он понес Когеля к древнему божественному дереву этого болотного леса. Он тащил еще живого пойманного им немца Гюнтера Когеля через все болото к древнему дереву. Буквально схватив поперек туловища под своей сильной звериной волосатой рукой. Он тащил его к своей новой матери. Богине этого болотного леса.

Словно какую-нибудь игрушку, он бросил пойманного им немца прямо на выступающие толстые корявые корни древнего ствола. Тот шмякнулся оземь, и пополз сам от оборотня задом, отмахиваясь от него руками и что-то лепеча на своем немецком языке. В глазах потенциальной жертвы кроме страха и ужаса не было уже ничего. Немец спиной прислонился к древнему корявому с толстенной корой стволу болотного дерева и поднялся на дрожащие ноги. В это время к оборотню волку подбежали две такие же, как и он волчицы. Они воя и рыча и скаля свои длинные клыки, зубы смотрели на того, кто был недавно еще командиром немецкого в оккупированной Снежнице большого пехотного подразделения. Когель не унимаясь, что-то так и лепетал на немецком, громко.

Наверное, молил о пощаде. Фероль стоял напротив него во весь свой звериный огромный рост оборотня волка. Он, молча, в отличие от волчиц, смотрел на свою жертву. И ждал решения, ее участи от своей лесной Богини Матери.

Ждал ее приказа для окончательного завершения ритуала. Эта жертва была ее жертва. Фероль посвящал жертву своей новой Матери и лесному Отцу волку. Вдруг забурлила волнами и пузырями грязи вся вокруг дерева трясина. Прямо среди его уходящих вглубь болота толстенных кривых корней.

И в тот же миг отделилась от дерева черная призрачная тень. Тень прошла сквозь самого дрожащего от ужаса Когеля. Это была тень огромного волка. Тень на глазах приобретала живую осязаемую форму, и казалось даже вес. Она ступала волчьими лапами по болотной жиже. И шла прямо в направлении Фероля. Стоящие сзади Фероля обе рычащие волчицы замолчали и склонили книзу свои в покорности головы.

— Моя, милая Агес! — громко раздался голос тени — Наконец-то ты нашла себе мужа! Себе и своей молодой дочери! Наконец-то родится новая стая! В этом лесу и на моих глазах! Это будет новая стая! Тень подошла вплотную к Феролю и обнюхала его всего, вокруг обходя стоящего во весь звериный огромный рост волка оборотня.

— Молодая кровь, Агес! Ты долго выбирала себе мужа, Агес! — снова произнесла тень — Для себя и для дочери! И вот я, помогла тебе, дочь моя! Он твой муж и мой теперь сын, как вы все многие! Мой Фероль!

Мой обращенный новый хозяин этого леса! Это все теперь твое! Тень остановилась перед стоящим лицом к ней Феролем. Она стала вытягиваться вверх и превратилась в силуэт женщины. Молодой тоже, как и Агес и Агелла, женщины приобретая живые конечные очертания живой женской фигуры. Она, да это была она. Та, что звала его тогда к себе. Та, что стояла в изорванной ночной длинной узорчатой сорочке перед своими лесными детьми. Почти голая, перед ними. И они окружали ее и то дерево. Его братья и сестры этого болотного леса. И он видел ее. Ее свою