таких, какие они есть сами в себе, не отвергают никакой формы веры. Ведь тот, кто ограничивает Аллаха тем, что является его собственной ограниченностью, отрицает тем самым Его неограниченность. Тот же, кто освобождает Его от всякой ограниченности, никогда и ни в чем не станет отрицать Его и признает Его в любой форме, которую Тот захочет принять. («И водка — молодец!») Великие святые признают истинность любой веры, они понимают, что любая вещь и любой запрет, есть ограничение неограниченного Существа, которое есть свойство Его Лица, чьи проявления бесконечно многообразны и могут быть увидены везде, куда бы мы не обратились. Они понимают, что все существующее есть танец или игра возможностей, самопроявление неограниченного Существа в бесконечных формах. Величие и красота картин, открывающихся святым в раю зависит от многообразия вер, которые они способны обнять. Подлинные святость и блаженство принадлежать тем, кто видит Его во всем. Все веры истинны, но не все ведут к совершенству и блаженству — только те, которые следуют божественному откровению. Поэтому истинные святые следуют не только путем Аллаха (все вещи поневоле следуют путем Аллаха), и не только следуют путем благословенных, но также следуют путем Мухаммеда, ибо только эти пути ведут к совершенству и блаженству.

ИЗРЕЧЕНИЯ НЕКОТОРЫХ УЧИТЕЛЕЙ (2)

Без достижения высоких состояний нас всех — Землю, человечество, цивилизацию — ждет катастрофа.

Алан Спеклер

Единственная причина того, что ты не можешь достигнуть высших состояний — твое нежелание сделать это.

Джим Виллис

Чем больше мы очищаем свои закрома, свои наработанные стереотипы, тем больше вступаем в связь с «Чем-то».

Судзуки

Главное — связь со своей сущностью, связь с сущностями других, выработка коллективной сущности, сущности двоих, троих и т. д.

Джон Лилли

Ленин — молодец!

Мирзабай

КРАСНОГЛАЗЫЙ ПЕТУХ

Киргизия, город Ош. У номенклатурных родителей болезненный анемичный сын. Часами сидит, закрыв глаза и не проявляя никакого интереса к окружающему. Задумается с бутербродом в руке над чашкой остывшего чая. Или замрет у окна, его зовут, а он не слышит. Зато вокруг него постоянно что-то случается: какие-то совпадения, непонятные звуки, сны. Сами собой соскакивают с полок безделушки, и на полу рассыпаются клинья и кляксы фарфора, ребенок знает, когда зазвонит телефон и кто к ним торопится в гости, голуби влетают в окно, и из погреба доносятся ритмические стуки. Впрочем, на все эти явления едва ли кто обращал серьезное внимание. Республиканская номенклатура жила без суеверий.

Приехали из Бешкека к родственникам поздно ночью. Мальчика укачало, стошнило прямо в машине. Угрюмый шофер с белым, как смерть лицом, не проронил ни слова. Любаша, приставленная к нему тощая девица, тряпкой вымыла в машине сидение и пол. На даче умыла, переодела и уложила спать.

С утра парило, потом освежило дождичком. Слепило утреннее солнце. Абай лежал, сбросив с себя одеяло и смотрел в окно.

— Абайчик проснулся, Абайчик проснулся, — радостно голосила Любаша. Тупо улыбаясь, босая — ноги как куриные лапы — она стояла рядом с его диванчиком, готовая натянуть на него белые носочки. Изловчившись, пяткой двинул ей в лицо. Любаша ахнула и схватилась за нос, а по переносице к губам уже сползала красная струйка.

Абай босой вышел на веранду. Запер входную дверь, чтобы не приставали. Огляделся: кустики мальвы, дорожка среди кустов, петух и три хлопотливые курицы под самой верандой. Дачу окружал закрывающий кругозор и отгораживающий от советской действительности высокий забор.

Резко и требовательно прокричал петух, а потом снова и снова: экстатический возглас, властный призыв глубоко отозвался в ребенке. Мурашки поползли по его спине. Абай наклонил голову с легким упором в затылке и — замер.

Вдруг он увидел: светлокоричневый петух-идальго с темно-коричневым воротом и перьями крыльев и хвоста золото и индиго. Густой ярко-красный гребень и длинная бородка — и во взгляде — красноватый огонь. Дискретные движения: поворот — наклон — петух замер — дрогнул — шагнул. Куры покорно следовали за ним. Их лапки, серые и пупырчатые, напомнили ему ступни Любаши. Он видел: поток ослепительного света, природу камня, природу петуха. Он слышал: стать, ритм, уравновешенность, спокойствие, силу. Он узнавал: пластику и одухотворенность живого. Мы видим и забываем. Абай увидел и не забыл, удержал, унес с собой.

Чтобы удержать это состояние, чтобы отделаться от родительской опеки, от Любаши, нужно было много сил — все его детские силы. Нужно наклонить голову с легким упором в затылке и мир оживал: появится искрящаяся фактура… музыка… наслаждение… и одна мысль: только бы не мешали…

Он услышал за спиной звон разбитого стекла: после долгих криков и стуков в закрытую дверь шофер выставил стекло в выходящем на веранду окне. В разбитом окне за бескровным лицом молчаливого шофера маячили перепуганные лица родителей и Любаши.

ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ОКРАИНА (3)

…Когда Аллах изрекает: «Будь!», по этому повелению возникают вселенная и человек. Это — первый договор с бытием. Но когда он повелевает «Делай это!» или «Избегай этого!», то те, кто выполняют Его второе повеление, отделяются от тех, кто отказываются его выполнять. В результате рай и ад наполняются их обитателями, первый — в награду за послушание, второй — в наказание за непокорность.

Аллах — центр, а мы живем на окраине. Наши религии, наша мораль, наши споры — глухая окраина, круговые тропы или тропы, уводящие в трясину.

Есть три прямых пути: путь Аллаха, путь Благословенных и путь Мухаммеда.

Первый путь — это путь всех вещей и всех существ, путь добра и путь зла. Все пути ведут к Аллаху, и кривизна лука — это его прямизна. Таков путь Аллаха, которому принадлежит все на небе и на земле. Он принимает в Себя и праведников, и грешников, одних, чтобы наградить, других, чтобы наказать, и все возвращается к нему как к себе домой.

Другой путь — это путь благословенных — пророков и святых, избранных Аллахом, следующих Его законам. Это — путь немногих.

И, наконец, третий путь — путь пророка Мухаммеда, который живет по особым законам. Следующий этим путем может разговаривать с Аллахом и противоречить Ему, он может иметь сорок жен и столько наложниц, сколько пожелает, он может быть поэтом, артистом, воином,