- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (78) »
Теперь место, что было красивым, было заброшенным, диким, и остались тут только
мертвецы. И я. Если кто и жил в Янминьшане, я их не встречал.
Я считал шаги, ноги дрожали от усилий. Около четырехсотого шага я заметил
первый фонарь, сияющий, как цветочный дух. Я установил их на последних пятидесяти
шагах к дому. Каждый фонарь работал о солнца. Пот заливал глаза, но я был слишком
близко, чтобы останавливаться. Тяжелая деревянная дверь лаборатории открылась по
моему приказу, я прошел внутрь, уложил девушку на койку в маленьком кабинете, что
служил мне спальней.
Я опустился на пол и обхватил руками колени, сидел так, переводя дыхание.
Оставив ее, я разделся и помылся в самодельном душе, желая, чтобы там была
холодная вода, а не теплые брызги. Мышцы дрожали, пока я тер себя мылом, сох и одевал
шорты. Входная дверь отзывалась на мой голос, но я не рисковал, нашел в зеленом столе
ключ. Я запер нас, а потом повесил ключ на шнурок, а потом и себе на шею.
Я не посмотрел на ю-девушку еще раз, а рухнул на потрепанный диван в главной
комнате и тут же провалился в утомленный сон.
• • •
Что-то заставило меня проснуться, и дело было не в свете дня. Мои глаза открылись,
и я увидел, что ю-девушка смотрит на меня, ее шлем был в дюйме от моего носа. Я
впервые разглядел ее лицо. Над ней не сильно поработали, насколько я видел: у нее были
миндалевидные глаза, скругленный нос и полные губы. Ее глаза были светло-карими, как
разбавленный кофе с фальшивыми сливками, какой я покупал. На ее ладони остался синяк
там, где я вонзил иглу. Она отпрянула, увидев, что я проснулся. Я посмотрел вниз,
вспомнил про ключ и пожалел, что не оделся лучше прошлой ночью.
- Это была просто предосторожность, - сказал я, голос хрипел. Я кашлянул и сел. –
Ты бы не смогла уйти, даже если бы вышла.
Она стояла надо мной, в свете дня казалась еще тоньше, сплошные длинные линии и
острые углы.
- Черный ход заблокирован, - сказала она на идеальном мандаринском китайском.
Ее голос удивил меня. Густой, как черный шоколад, более женственный, чем она
выглядела.
- Оползень, - сказал я.
Она кивнула и вытащила руку из-за спины, показывая тупые ножницы, что я хранил
в столе.
- Я могла убить тебя во сне.
- Тебе пришлось бы постараться, - я встал, потянулся к чистой рубашке, висящей на
спинке деревянного стула. Она была черной, как почти вся моя одежда.
- Эти ножницы из другого века, - я надел рубашку, потом синие джинсы и провел
рукой по окрашенным в светлый волосам, ощутив вдруг самоуверенность. Я снял ночью
маску, решив, что проснусь раньше девушки. Теперь это было бессмысленно, но видеть
друг друга лицом к лицу было странно. Мы стали обществом, что редко показывало лица
незнакомцам.
Что теперь?
Мы долго смотрели друг на друга. Если бы она была кошкой, ее хвост подрагивал
бы.
- Сколько ты хочешь? – спросила она.
Я потянулся за ножницами, она отдала их без возражений, но сказала:
- Их остроты хватило бы, чтобы пронзить твое горло.
Я замер, удивленный ее смелостью. Может, если бы я не проснулся вовремя, я бы
сейчас истекал кровью на диване. И игра была бы окончена.
- Ты голодна? – спросил я.
Она прищурилась и покачала головой.
- Ты точно хочешь пить. Сон-чары такое делают, - я прошел по комнате к кухне в
углу и открыл холодильник, схватил бутылку вычурной ю-воды, очищенной и
обогащенной боги знают чем. Одна такая бутылка стоила больше недельной зарплаты
большинства мэй.
Она села на деревянный стул, покрутила бутылку в руке, изучая ее.
- Она не запачкана, - сказал я. – И крышка нетронута.
Она подняла голову.
- Как мне это пить?
Ах.
- А ты не снимала…
- Нет. Никогда в ненастроенном помещении.
- Здесь воздух не загрязнен, - соврал я.
- Я не могу никого вызвать через шлем.
- Конечно, – я знал, что она попытается позвать на помощь, как только придет в себя.
– Я заглушил сигнал.
Она моргнула несколько раз, ноздри раздувались.
Я отвел взгляд, подавляя сочувствие.
Девушка потянулась к воротнику и сняла шлем. Он отцепился с тихим шипением. Ее
хвостик высвободился, черный, неокрашенный. Запахло клубникой, и я растерянно
отпрянул. Я ожидал, что ю-девушки без запаха или пахнут как больница, как образец,
который долго держали в банке.
Не как свежая сладкая клубника.
Ее глаза слезились, она впервые в жизни вдохнула загрязненный воздух. Она
согнулась и закашлялась. Я схватил ее бутылку и открыл крышку.
- Пей.
Она так и сделала, глотала воду, словно та могла спасти ей жизнь. Наконец, она
вытерла рот платком, что был в ее рукаве, прижала его к глазам.
- Как вы дышите этим каждый день? – спросила она ослабевшим голосом.
- Потому мы и живем недолго, - ответил я.
Она уронила платок и посмотрела на меня покрасневшими глазами.
- Не смешно, - сказала она.
Я улыбнулся.
- Я этого и не добивался, - я сел на старый диван, чтобы между нами было
расстояние. Она была красивой, я к такому не привык. Она была не как большинство ю-
девушек, гонящихся за последними трендами красоты, внедряющих в тело модификации,
меняющие им нос, губы, бедра, зад, зависело от тренда. Ю-парни улучшали себе мышцы и
покупали точеную челюсть. Но мода менялась, и ю меняли себе внешность почти каждый
месяц. Мэй не могли такого себе позволить, им оставалось наносить макияж,
использовать татуировки, что держались долго, и красить волосы.
Молодежь Тайпея стала хамелеонами. Мы не могли изменить
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (78) »