же её бледные щёки слегка окрасились румянцем. Хайнэ также знал, что у него нет шансов, и поэтому стоял с довольно меланхоличным видом человека, не ждущего от судьбы каких-либо подарков.

Верховная Жрица отвела взгляд, и губы её тронула лёгкая улыбка.

— Вашего сына Хайнэ, госпожа, — провозгласила она голосом, в котором лишь очень наблюдательный собеседник уловил бы едва заметные нотки усмешки.

Мальчик и девочка одновременно вскинули головы. Каждый из них не мог поверить в услышанное, однако чувства, испытываемые обоими, несомненно, разнились как небо и земля.

Возможность поехать с Верховной Жрицей во дворец, ступить на запретную территорию, пройти через Великие Ворота, увидеть все четыре зала Стихий — кто из детей не мечтал об этом? Всего лишь несколько счастливцев каждый год удостаивались такой чести, и Иннин всю свою сознательную жизнь прожила с мыслью, что попадёт в число избранных — ведь она была старшей дочерью, а Верховная Жрица была сестрой её матери.

И теперь такое великое разочарование!

«Ничего, — подумала Верховная Жрица, продолжая улыбаться. — Ты должна уметь принимать удары судьбы, даже когда она неожиданно отбирает у тебя то, что ты считала своим по праву. Это жизнь, моя милая девочка. Если ты хочешь победить, то должна в первую очередь научиться проигрывать».

Ниси, несомненно, тоже была удивлена, однако сумела быстро совладать со своими чувствами.

— Мы с радостью принимаем ваш выбор, госпожа, — сказала она, преклонив колени и улыбнувшись.

Все остальные последовали её примеру, и только Иннин стояла, неестественно выпрямив спину. Тёмные опущенные глаза её сверкали, лицо было перекошено от боли и гнева, и ни малейшей попытки выдавить из себя формальную улыбку она не предприняла.

Даран решила не обращать внимания на эту дерзость, тем более что она прекрасно понимала чувства девочки.

После положенных церемоний она взяла взяла Хайнэ за руку и повела его к выходу. Тот выглядел так, как будто до сих пор не мог поверить в нежданно-негаданно обрушившееся на него счастье и был явно перевозбуждён от волнения — ладонь его была мокрой от пота, глаза лихорадочно блестели, на щеках пятнами проступил румянец.

«Нервный, чувствительный тип организма, — безошибочно определила Даран, последний раз видевшая Хайнэ, когда ему от роду было несколько дней. — Из тех, что превосходно подходят для связи с духами. Он был бы превосходной проводницей, если бы ему повезло родиться женщиной».

Однако Хайнэ родился мальчиком, и, значит, путь жрицы был ему недоступен.

Впрочем, чрезмерная чувствительность могла принести пользу и мужчине — чаще всего, это одновременно означало и большую чувственность, что высоко ценилось и означало большие шансы на успех в личной жизни.

Вырастет таким же, как и многие другие — изнеженным красавцем, утончённым ценителем удовольствий, любимцем женщин.

Хотя есть, конечно, и другой вариант — стать таким же, как его отец, всю жизнь провести в страданиях из-за невозможности получить желаемое.

Взгляд Даран скользнул по высокой фигуре мужчины, стоявшего в задних рядах — Райко, первого мужа Ниси и отца её троих детей. Всё та же чистая кровь семьи — белая кожа, чёрные длинные волосы — но бледность эта казалась болезненной, тёмные глаза горели на осунувшемся лице, как уголья, лоб был изборождён морщинами — следствие горьких мыслей.

Конечно, судьбу его нельзя было назвать слишком счастливой — карьера учёного была прервана необходимостью уехать в провинцию с молодой женой, к которой он, по-видимому, не испытывал большой склонности, а теперь ещё в доме появился её второй муж, человек, намного ниже его по происхождению, и Райко должен был чувствовать себя униженным.

Но, с другой стороны, большую часть своих огорчений он принёс себе сам. Исключая одно-единственное, но то было дело давно минувших лет…

В любом случае, если судьба накладывает ограничения, то разумно ли все молодые годы посвящать страданиям из-за крушения заветных планов? Не лучше ли было бы извлекать благоприятные возможности из имеющегося, как поступала Ниси?

Райко стоило бы поучиться у своей жены.

Оставалось надеяться, что его дети последуют примеру матери, а не отца, и будут более счастливыми.

С этими мыслями Верховная Жрица направилась в сопровождении племянника, свиты, младшей сестры и всех её домочадцев в сад. Хайнэ к этому времени успел слегка успокоиться и даже украдкой корчил гримасы Иннин, следовавшей за ними мрачной тенью.

Однако та не обратила на брата никакого внимания, взгляд был её прикован в фигуре Верховной Жрицы.

Улучив мгновение, когда они оказались почти рядом, она внезапно прошептала:

— Вы поступили так со мной специально. Я никогда вам этого не прощу.

Даран остановилась.

В действительности проницательность девочки, легко угадавшей её истинные чувства, и даже дерзость Иннин приводили Верховную Жрицу едва ли не в восторг,  однако она не собиралась показывать племяннице, что чем-то выделяет её среди остальных, и какую судьбу для неё готовит — наоборот.

— Чего ты не простишь мне, милая? — спросила она холодным и равнодушным тоном. — Разве я обязана была выбрать тебя? Твоя мать сказала о том, что одно моё посещение вашего дома — честь для вас, которой никто не ждал.

— Это ложь! — запальчиво крикнула Иннин. — Мы давно ждали вас, и всё было предопределено! Вы в последний момент изменили решение… чтобы сделать мне больно!

Она кричала так громко, что люди начали оборачиваться.

— Ты обвиняешь Верховную Жрицу, ту, что говорит с Богиней, во лжи?

Даран мягко улыбнулась, показывая, что принимает всё это за детскую выходку, дерзкую, но простительную, и как бы приглашая остальных последовать своему примеру, что и было сделано.

Разноголосый смех наполнил сад, освещённый мягким зеленоватым светом фонарей.

Иннин, поняв, что смеются над ней, покраснела, потом побледнела и низко опустила голову, едва сдерживая слёзы унижения.

Этот день должен был стать её триумфом, а обернулся разочарованием и позором.

Что ж, через это тоже нужно пройти.

И Верховная Жрица отвернулась от девочки, более не удостоив её ни единым взглядом. Она снова переключила внимание на племянника.

Сев вместе с ним в экипаж и опустив шёлковые занавески на окна, Даран самолично сняла с него верхние накидки, чтобы переодеть его в одежду, в которой он мог ступить на землю дворца — по-прежнему безо всякого узора, как и полагалось ребёнку, не достигшему возраста взросления, — однако светлую.

Раздевая племянника, Даран