Гуаканом. «Ясно, — подумал Гуабина, — Гуакан задобрил не только Мабуйю, но и слугу его. А ведь жрец знает, почему не засажен отвод Гуакана, знает, что и завтра его родичи не выйдут в поле. Сор из дому выносить не принято, и старый Гуакан его и не выносит. А ведь для Гуабины не тайна, что в роду Гуакана великий разлад. Старший его внук, поправ все обычаи, захватил лучшую делянку, которую три луны назад сообща расчистил весь Гуаканов род. Рано или поздно сыновья и внуки Гуакана найдут управу на того, кто нарушил обычай. Так стоит ли вмешиваться в эту распрю?»

Гуабина с миром отпустил Гуакана и его родичей. На батее остались только старейшины. И тогда слово взял человек из Бухты Игуаны, лежащей на полдневном берегу острова.

— Мои слова будут горьки, как сок свежей юкки, — сказал он. — Десять дней назад ветры отнесли два наших каноэ далеко на полдень, к маленьким островкам. И наши люди видели, как на одном из островков появились длинноволосые карибы. Там высадилось много воинов, и были у них страшные кривые палки, по концам стянутые бечевой. Этими палками карибы пускают длинные стрелы, от которых нет спасения.

Три дня пути от тех мест до Бухты Игуаны. Духи Большой Соленой Воды до сих пор нас миловали. Но кто знает, не доберутся ли длинноволосые и до нас. А как сможем мы от них защититься? От наших макан толку мало. Что такое макана? Тростинка с наконечником из рыбьей кости, забава для детей, а не оружие воина. Так не настало ли время и нам изготовить хитрые кривые палки и раздать их людям. Иначе одолеют нас длинноволосые. Они разорят наши селения и уведут к себе наших жен.

Карибы… Беспокойные и воинственные племена на дальних полдневных островах. Гуабина много о них слышал, слышал от деда и от отца. Видел он у стариков и рубцы — следы былых битв с длинноволосыми. Что ж, вполне возможно, карибы могут снова нагрянуть на берега острова.

Высокие сейбы, касики здешних лесов, со всех сторон окружают батей. Отсюда не разглядеть окрестностей селения, отсюда не видны морские бухты, озера, чащи, поля, засеянные маисом и хлопчатником, бесчисленные кануко с посадками юкки и бататов. Скрыты от глаз желтые головы хижин; под их кровом и живут лукайцы. А между белыми рифами снуют юркие каноэ, а на берегу сушатся рыбачьи сети.

Остров живет в покое, никто не решает споров оружием. Быть может потому, что оружия ни у кого нет. Ну а если обзаведутся люди карибскими кривыми палками? Не случится ли тогда так, что до прихода длинноволосых кое-кто пустит в ход новое оружие, дурные люди есть и у нас. Да, такое может случиться…

Гуабина оглядел старейшин и спокойно ответил вождю из Бухты Игуаны:

— Бог Ураган, владыка ветров, в это время года бродит по всем островам. Только глупец решится выйти из надежного убежища на просторы Большой Соленой Воды. Длинноволосые свирепы, но разума они не лишены. Не придут они сейчас к нам. Маканы у нас есть, другого оружия нам не надо. Я сказал.

Старейшины молча встали. Батей опустел, угас костер Великого Совета.

До дня «Икс» осталось шесть дней.

День второй

Дневник Колумба

Суббота, 6 октября. Плыли своим путем, на запад. Прошли 40 лиг за день и за ночь. Людям насчитали 33 лиги. Этой ночью Мартин Алонсо сказал, что лучше было бы плыть на запад, четверть к юго-западу. Адмиралу показалось, что Мартин Алонсо, говоря это, имеет в виду не остров Сипанго. И адмирал рассудил, что если этот остров пропустили, то не смогут достаточно скоро достичь земли и что поэтому лучше сперва идти к материковой земле, а затем к островам.

Шел шестьдесят пятый день плавания. Адмирал полагал, что западный путь к Азии («материковой земле») и к острову Сипанго (Японии) совсем короткий (750 лиг) и что вот-вот откроются желанные берега Азии. У Мартина Алонсо Пинсона была какая-то таинственная карта (много лет спустя его сын утверждал, будто отец приобрел ее в Риме в 1491 году), и на ней наряду с Сипанго были показаны какие-то мифические острова. Должно быть, к одному из таких островов он и советовал взять курс.

До Гуанахани оставалась 181 лига.

Ягуа, любимый племянник Гуабины, проснулся на рассвете от истошного крика попугаев. Птичий совет шел не так мирно, как вчерашнее собрание старейшин. Свесив ноги за борт гамака, Ягуа долго высматривал касика взбесившейся стаи. Этого наглого, жирного попугая, кривого на левый глаз, Ягуа знал хорошо. Однако желто-зеленый вождь либо скрылся в густой кроне старой сейбы, либо отлучился по своим птичьим делам.

Селение еще спало, и Ягуа занялся своим туалетом. Собственно говоря, никаких принадлежностей туалета у него не было. Себу — роскошный пояс из хлопчатой ткани, разукрашенный рыбьей чешуей, разноцветными камешками и осколками раковин, — Ягуа носил лишь по великим праздникам. А в прочих видах одежды он не нуждался. Только женщины, да и то замужние, носили широкие передники.

Но вот волосы требовали ухода. Прежде всего их надо было начесать на лоб зубастым гребнем и смазать черепаховым жиром, а длинную прядь — ее отращивали годами — забросить на затылок. Затем надлежало украсить волосы перьями — белыми, красными и зелеными. Дело это непростое. В волосах, прямых и скользких от обильной смазки, перьям трудно удержаться. Поэтому их втыкают в край широкой повязки, а повязку на затылке скрепляют костяной шпилькой. Повязку же надо непременно пропустить под волосы.

Волосы на голове — великая гордость, но щетинку на щеках и подбородке удалять нужно во что бы ни стало. А это занятие очень неприятное. Раковина, хоть край ее и острый, норовит оставить о себе память, так что всегда то под носом, то на скулах появляются противные царапины.

У Ягуа было дивное ожерелье из рыбьих косточек и обломков черепашьего панциря. Были у него и украшения для носа: маленькие золотые палочки; в крыльях носа для них когда-то сделали проколы, и вставить туда эти палочки было легче легкого. Золотые палочки здешние люди приобретали где-то на соседних островах, а туда их привозили с очень большой земли Кубы, которая находилась на самом краю света. Золота на Гуанахани не было, не было и гуанина. Гуанин легче золота, и цвет у него приятный, и его много у карибов. Говорят, что длинноволосые варят в каких-то сосудах золото и медь, золота кладут мало, меди гораздо больше, и получают таким образом этот самый гуанин.

Слов нет, палочки или серьги, золотые или гуаниновые, украшения хоть куда. Но Ягуа вряд ли променял бы праздничное украшение из собачьих зубов даже на десяток золотых палочек. Да и где найдется простак, способный отдать связку