- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (16) »
фляжка, что ли?
Башмаков засмеялся.
— Точно, — говорит. — Особая. Мне её отец подарил. Она у него ещё с фронта хранилась. И когда дал мне её, сказал: «Запомни, в солдатской фляжке всегда один лишний глоток должен быть. Для товарища».
И все с уважением посмотрели на помятую, поцарапанную фляжку.
Однако на Архелио надвигалась беда. Хромота усиливалась. Ходить ему становилось всё тяжелее. Помочь могла только операция. Очень сложная операция. И сделать эту операцию взялись советские врачи. Так Архелио оказался в больнице, в Ленинграде. В те дни я часто навещал его. Я уже знал несколько слоя по-испански. Я входил в палату и говорил: — Буэнос диас! И Архелио отвечал: — Добрий дьень! Он знал русский лучше, чем я испанский. Чаще всего он просил меня рассказать о нашей армии, о танкистах,
Как лопата танк победила
Однажды выстроили наш взвод по тревоге. Стал командир отделения, сержант Остроухов, проверять солдатское снаряжение и видит: у рядового Машкина нет сапёрной лопатки. И автомат на месте, и противогаз, а лопатки нет. — Что же это вы, Машкин, — говорит сержант, — так плохо по тревоге собираетесь? Или вы всегда такой рассеянный? — Да ну её, эту лопатку, товарищ сержант, — отвечает Машкин, — только лишняя тяжесть, бежать мешает. Я в книжках читал: теперь окопы для солдат экскаваторы роют! Зачем мне лопатка? — Это верно, — говорит сержант, — и экскаваторы окопы роют, и другие машины. Только всё равно без сапёрной лопатки солдат — как без рук. Умелого солдата лопатка из беды выручит, в бою спасёт, самого грозного врага победить поможет… — Интересно! — говорит Машкин. — Может, этой вашей лопатой и танк победить можно? — А сам на солдат, товарищей своих, весело поглядывает — словно бы приглашает их посмеяться вместе с ним. — Да, — серьёзно говорит сержант. — Можно и танк. А теперь довольно разговоров — марш в казарму и чтобы через минуту в строю стояли, как положено, с сапёрной лопаткой… Так поговорили они, и вроде бы забылся этот разговор. Только, оказалось, помнил о нём сержант. Спустя несколько дней вывел сержант наше отделение на занятия в поле. Занятия эти называются — «обкатка танками». Иначе говоря, учат солдат, чтобы не боялись они танков, чтобы смело вступали в бой с грозной машиной. Подвёл сержант нас к небольшому, глубокому окопу. — Этот окоп, — говорит, — солдатскими руками вырыт, сапёрной лопатой. Я сам его рыл. А теперь, Машкин, давайте мы с вами в него спустимся. — А что дальше будет? — опасливо спрашивает Машкин. — Увидите, — отвечает сержант. А сам достаёт гранаты. Не настоящие, конечно, учебные. Забрались сержант с Машкиным в окоп. Ждут. И тут на краю поля появляется танк. Грохочет его мотор, лязгают гусеницы, пыль стелется позади — мчится танк прямо на окоп. Перепугался Машкин, хотел из окопа выскочить, да уже поздно. Танк совсем близко — такой огромный, кажется, всё небо заслонил! Сержант Остроухов Машкина на всякий случай за плечо ухватил, ко дну окопа пригнул. И в ту же минуту темно в окопе стало, песок и пыль сверху посыпались. А грохот совсем оглушил Машкина. Это танк над окопом, над головой Машкина гусеницами лязгает. Закрыл Машкин лицо руками, согнулся в три погибели. «Ну, всё, — думает. — Конец!» Но вот посветлело в окопе, и гром стал слабнуть. Приоткрыл Машкин один глаз — видит: приподнялся сержант Остроухов, выпрямился и вслед танку гранату — раз! Прямо в корму, где мотор танка размещается, угодил. Остановился танк, замер. — Ну, вот и всё, — говорит сержант. Вылезли они с Машкиным из окопа, пыль и песок с себя отряхивают. Машкин на всех горделиво посматривает: как-никак, а он вроде бы боевое крещение получил! — А теперь, — говорит сержант Остроухов, — ответьте мне, Машкин, что нужно солдату, чтобы одолеть танк? — Граната, — говорит Машкин. — И крепкие нервы. — Верно, — говорит сержант. — А ещё что? Подумал немного Машкин. — Надёжный окоп, — отвечает. — А без чего, — опять спрашивает сержант, — надёжный окоп не выроешь? — Без сапёрной лопаты, — говорит Машкин. — Значит, что же получается? — говорит сержант, а сам хитро смотрит на Машкина. — Не будь лопаты, не было бы и окопа, а не было бы окопа, драпали бы мы с тобой от танка как миленькие. Вот и выходит… — …что лопата танк победила, — говорит Машкин.Мои первые погоны
Когда я вернулся домой из армии, я привёз с собой свои самые первые солдатские погоны. Я решил, что непременно сохраню их как память о солдатской службе. А ещё я думал, что, может быть, когда-нибудь подарю их своему сыну. Я хорошо помнил, как первый раз надел эти погоны. Как гордился ими. Ведь погоны могут многое рассказать о военном человеке: и кто он — командир или рядовой, и какое звание имеет. Пока не получил ты погоны — пусть на тебе и гимнастёрка, и шинель, и солдатская шапка-ушанка, — всё равно тебя за военного человека никто ещё не признаёт. По погонам узнают военные люди друг друга и отдают друг другу честь. Вот как много значат погоны и для солдата и для офицера! После самых первые солдатских погон были у меня и другие — с сержантскими лычками, носил я и офицерские погоны с маленькими серебристыми звёздочками, но всё равно дороже всех для меня были те, которые я получил впервые. Наверное, так бы к хранились эти старые погоны у меня до сих пор, если бы не одна история. Как-то, несколько лет назад, познакомился я с кубинским мальчишкой. Звали его Архелио. У себя на родине Архелио был бойцом революционного отряда. Бойцы этого отряда обучали грамоте вчерашних батраков и крестьян. Это была опасная работа. Бандиты-контрреволюционеры угрожали бойцам расправой и смертью. Но отряд не боялся угроз. По горным тропам от селения к селению продвигались бойцы. И вместе со взрослыми шёл Архелио. Он любил петь. Он всегда был весел. А между тем ему приходилось куда труднее, чем остальным, — он сильно хромал. Эта хромота осталась после перенесённой им ещё в раннем детстве тяжёлой болезни. Но никто не слышал от Архелио ни слова жалобы. Его стойкость поражала взрослых. В неполных тринадцать лет его назначили комиссаром отряда. Сам Фидель Кастро сфотографировался вместе с ним.Однако на Архелио надвигалась беда. Хромота усиливалась. Ходить ему становилось всё тяжелее. Помочь могла только операция. Очень сложная операция. И сделать эту операцию взялись советские врачи. Так Архелио оказался в больнице, в Ленинграде. В те дни я часто навещал его. Я уже знал несколько слоя по-испански. Я входил в палату и говорил: — Буэнос диас! И Архелио отвечал: — Добрий дьень! Он знал русский лучше, чем я испанский. Чаще всего он просил меня рассказать о нашей армии, о танкистах,
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (16) »