своем месте, как дерево посреди бушующего водного потока, и быть спокойным и невозмутимым.

Я стоял как скала, за щитом Ботольва, наблюдая за командой «Крыльев дракона». Всей толпой в яростном порыве они бросились вперед, так что под их весом оба корабля накренились и почти коснулись кромками бортов воды. Они сражались, рубились, умирали, а я отправил нескольких воинов резать веревки, которыми были стянуты корабли, наши лучники стреляли в людей на «Крыльях дракона», крепко держащих веревки.

С раззявленными в крике ртами воины Рандра кололи копьями и размахивали топорами, кто-то из них облачен в кожаные доспехи, а некоторые и вовсе в самодельные нагрудники, просто обмотавшись веревкой с узлами. Среди многообразия их шлемов я не заметил ни одного искусной работы, их мечи в зазубринах походили на собачьи челюсти; даже лучший боец Рандра Стерки, стоящий на носу и облаченный в кольчугу, орудовал обычным топором. Тем не менее, они были полны ярости в стремлении отомстить, и это придавало их рукам силу, а клинкам — остроту.

Сам Рандр стоял в центре корабля и сыпал невнятными проклятиями, он находился в окружении воинов, которые выделялись на фоне остальных, как овечий помет на снегу. Мои колени подогнулись при взгляде на этих людей в грубо выделанных звериных шкурах — их вытаращенные глаза ничего не видят, по бородам течет пена, на руках кровью намалеваны защитные руны, они мастерски владеют оружием. Некоторые вооружены мечами, и я заметил, что клинки сильно изношены и применяются часто.

— Медвежьи шкуры! — проорал мне в ухо Ботольв. — У него есть берсерки, Орм…

Я и так смотрел на них, их было двенадцать, они выглядели как волчья стая в предвкушении резни. Берсеркеров раньше не было в команде Рандра Стерки. Где он их взял? У меня пересохло во рту; я видел как они рычат и завывают, расталкивают своих же, кто не убирался с их пути.

Первый из них — белобрысый, со спутанной бородой, добрался до борта и завыл, задрав голову к небу, затем в прыжке бросился на моих воинов еще до того, как ослабли жилы на его шее; они рубились с ним с отчаянной яростью людей, которым некуда бежать. Остальная стая последовала за белобрысым, их подбадривал своим ревом Рандр Стерки, стоя возле мачты, в пылу боя его лицо побагровело и исказилось от ярости.

— Мы должны убить свинорылого, — прорычал внезапно оказавшийся с другой стороны от меня Нес-Бьорн, указывая на Рандра. Если он и проклинал ярла Бранда за то, что оставил их служить мне в этот роковой день и час, то его каменное лицо ничего не выражало.

— Сначала остановим берсеркеров, — сказал я как можно спокойнее, наблюдая за белобрысым. Он продвигался вперед, оставляя за собой кровавый след и вопли раненых. Ботольв приподнял щит, перехватил копье с тяжелым наконечником и бросился вперед, ковыляя на единственной ноге. Я приподнял меч, нацелив его врагу в горло, мое сердце упало в пятки и бешено колотилось при виде берсерка, прорубающего дорогу прямо ко мне.

— У нас тоже есть такой человек, — произнес Нес-Бьорн, перехватив топор.

Тут за моей спиной раздалось низкое рычание, напоминающее рев кабана, и я обернулся в тревоге. Обнаженный по пояс воин, покрытый татуировками — рунами силы, в каждой руке по топору, перемахнул через моих людей, и они шарахнулись в стороны, когда он сошелся с вражеским берсеркером. В мгновение ока белобрысый пал, и топоры закрутились в руках Стигга Даси, кровь забрызгала его рунные татуировки. Он метнулся в рычащий вихрь рук, ног и топоров на переполненный борт «Крыльев дракона».

— Стигг Даси, — указал на него Нес-Бьорн, раздвинув губы в жестокой усмешке, а тем временем воин по прозвищу Робкий завывал, рубил, а потом умирал на вражеском корабле.

— Но их двенадцать, — произнес я, и Нес-Бьорн нахмурился.

— Уже одиннадцать, нет, десять — Стигг знает свое дело. Что прикажешь, ярл Орм, предводитель Обетного Братства? Или будем просто стоять и считать?

Я молчал, тогда он растолкал локтями людей, протискиваясь на нос, где, тяжело дыша, сражался Финн — он устал, на его губах выступила густая слюна, его теснили. Лучшего воина «Крыльев дракона» не было видно.

Я смотрел, как Стигг Даси сражается свои последние мгновения, норны ткали нить его жизни с момента рождения и сейчас обрезали ее. Все, что он сделал в жизни, в итоге привело к этому месту и к этому мгновению, и я поднял меч — за жизнь, которую он прославил, сражаясь вместе с нами. Я почти завидовал ему, он несомненно скоро отправится в Вальхаллу. «Не сейчас, но скоро», — подумал я, так мы говорим умирающим, чтобы их приняли те, кто уже ушел. Очень скоро, судя по всему.

Последняя веревка скользнула в воду: Калф Сигни, со все еще торчащей из предплечья стрелой, подстрелил последнего из тех, кто держал веревки, и корабли стали расходиться, начиная от кормы, их носовые фигуры покачивались на волнах и скалили пасти, словно пытаясь укусить друг друга. Воины из обеих команд оказались в западне на чужих кораблях, они отчаянно сражались, чтобы проложить себе путь к борту и перепрыгнуть.

Дальше все вокруг стало как в тумане. Я помню, как рубанул воина в плечо и отправил его за борт, и лишь когда тот барахтался в воде, заметил, что он в медвежьей шкуре. Появился Финн, вытирая слюну и кровь с лица, а потом бросился обратно в безумие битвы, сыпля проклятия и брань.

Хаук-Торопыга пал под бешеными и неистовыми ударами троицы брызжущих слюной берсерков. Онунд Хнуфа с залитой кровью головой упал за борт, ко мне бросился воин, обмотанный узловатой веревкой, пришлось его убить. За это время Онунд пропал из вида, и я не знал, удалось ли ему выплыть.

Что-то небольшое и темное перелетело через борт и упало на нос «Сохатого», Нес-Бьорн небрежно оттолкнул этот предмет в сторону. И вдруг его охватило пламя. Всего сразу. Мгновение назад он ревел, призывая врагов на поединок один на один, а в следующий миг уже был поглощен пламенем, как будто на носу внезапно вырос столп огня. Он упал на спину, и воины вокруг завопили; один бросился прочь — его нога заполыхала, он принялся сбивать пламя руками, но оно перекинулось и на руки. Другой отбросил горящий щит за борт, но тот продолжал гореть и в воде.

— Это магия! — раздался чей-то голос.

Но это была никакая не магия и не руническое заклинание. Я уже видел это раньше, и тут второй маленький горшок с хлопком разбился на носу «Сохатого», в тот же миг там вспыхнуло пламя. Как я и думал, это был греческий огонь. Я наблюдал, как пламя перескочило на гордые лосиные рога носовой фигуры, искусно украшенные резьбой Ботольва, я смотрел на огонь, пожирающий все, чего касался, и даже взбешенная команда