смотреть на вещи, против которой он будто бы защищается, и, наконец, придают самим мыслям особую форму. Подобно героине своего романа «История одной жизни», чью молодость в этом нормандском крае он описал, Мопассан «рассеял повсюду воспоминания, как бросают в землю зерна, воспоминания, корни которых не оборвутся до самой смерти». И он находит их, воспроизводя историю жизни, которую он, несомненно, знал и для которой, во всяком случае, заимствовал много деталей из своей собственной жизни, из жизни людей, окружавших его в детстве. От скал Ипора, до яблоневых садов, окаймляющих большую дорогу в Гавр, — в пространстве очень ограниченном, но и очень разнообразном, благодаря природе, автор заставляет долгие годы жить и действовать своих персонажей, припоминая с ними мелкие события и привычные развлечения его юности: он отплывает в море вместе с рыбаками Ипора осматривать окрестные пещеры или ловить рыбу и «при свете луны вынимать сети, заброшенные накануне»[38]; он плавает на лодке по прудам, «по аллеям вырезанных среди леса камышей», проводит целые дни в гребле, сидя между двух своих собак, всецело погруженный в обдумывание охоты или рыбной ловли[39], и, наконец, вспоминает собственные поездки верхом по обширным равнинам, где гуляет морской ветер[40].
Эти упражнения укрепили его здоровье и развили изумительную физическую силу. Его фотографические карточки, портреты, воспоминания лиц, знавших юношу в период от десяти до двадцати лет, представляют нам его коренастым, с могучей шеей и затылком молодого бычка, со всей неукротимой энергией «ненасытного любителя жизни», как сам Ги называет себя в этом возрасте.
Помимо этого, ведя свободную, независимую жизнь, он хорошо узнал народ, с которым сталкивался ежедневно. Он жил в тесном общении с рыбаками и крестьянами, выбирая себе товарищей из их среды, разделяя их опасности, участвуя в их наивных развлечениях. Столько рассказов, которые ему суждено было впоследствии включить в свои произведения, являются описаниями скромной действительности, которую он наблюдал, отмечал и, быть может, сам переживал! Между собой и детьми рыбаков, которых он выбирал себе в товарищи, он не делал никакого различия; абсолютное равенство было правилом в их играх и прогулках, в которых он уговаривал их участвовать. Вот эпизод, рассказанный госпожою де Мопассан и показывающий, с какой очаровательной и тактичной фамильярностью он обращался с друзьями, которых себе выбирал. Однажды он задумал прогулку с Шарлем, сыном рыбака, и одним мальчиком из семьи буржуа. Мать юноши приняла Ги де Мопассана любезно, но к другому товарищу отнеслась высокомерно:
— Шарль, — сказала она, — понесет, разумеется, корзину с провизией.
Шарль покраснел от стыда; с ним обращаются, как со слугой. Но Ги почувствовал, что товарища обидели незаслуженно и несправедливо и вмешался:
— Разумеется, сударыня, мы понесем корзину по очереди; и очередь начнется с меня.[41]
Зато и обожали же молодого Ги все местные рыбаки! Они увозили его с собой в море, и ребенок не боялся отправляться с ними в бурную погоду. Чаще всего мальчика поручали лоцману из Фекана. Но иногда он отправлялся наудачу, и госпожа де Мопассан помнила тревогу, в которую ее не раз погружало отсутствие сына в бурные дни. Отзвуки тех безрассудных проделок можно уловить во многих рассказах писателя. Впоследствии, мысленно возвращаясь к этой полной приключений жизни, память о которой не покидала его до самой смерти, Ги де Мопассан говорил: «Я чувствую, что в моих жилах течет кровь морских разбойников. Для меня нет лучшего удовольствия, чем отплывать в весеннее утро на моей лодке, заходить в неизвестные гавани, проводить целые дни в новой обстановке, сталкиваться с людьми, которых я никогда не увижу, которых покину с наступлением вечера, чтобы снова уплыть в море, ночевать под открытым небом, направлять руль по воле фантазии, не сожалея о жилищах, где рождаются, длятся, замыкаются и угасают жизни, не испытывая желания бросить где-либо мой якорь, как бы ласково ни было небо, как бы приятна ни была земля…[42]
Бродячая жизнь на яхте «Бель-Ами» позволила Мопассану впоследствии вернуться к этим незабвенным впечатлениям детства.
По-видимому, Ги нечасто приглашал к участию в своих прогулках и играх брата Эрве, бывшего шестью годами моложе его; Эрве вообще не занимал большого места в жизни Ги, и нам не придется говорить о нем на страницах этой книги[43].