- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (155) »
и имея при себе только Фабия Максима, отплыл на Планазию, чтобы
повидаться с Агриппой: здесь с обеих сторон были пролиты обильные слезы и
явлены свидетельства взаимной любви, и отсюда возникло ожидание, что юноша
будет возвращен пенатам деда; Максим открыл эту тайну своей жене Марции, та —
Ливии. Об этом стало известно Цезарю: и когда вскоре после того Максим
скончался, — есть основания предполагать, что он лишил себя жизни, — на его
похоронах слышали причитания Марции, осыпавшей себя упреками в том, что она
сама была причиною гибели мужа. Как бы то ни было, но Тиберий, едва успевший
прибыть в Иллирию, срочно вызывается материнским письмом; не вполне выяснено,
застал ли он Августа в городе Ноле еще живым или уже бездыханным. Ибо Ливия,
выставив вокруг дома и на дорогах к нему сильную стражу, время от времени, пока
принимались меры в соответствии с обстоятельствами, распространяла добрые вести
о состоянии принцепса, как вдруг молва сообщила одновременно и о кончине
Августа, и о том, что Нерон принял на себя управление государством.
6. Первым деянием нового принципата было убийство
Агриппы Постума, с которым, застигнутым врасплох и безоружным, не без тяжелой
борьбы справился действовавший со всею решительностью центурион. Об этом деле
Тиберий не сказал в сенате ни слова; он создавал видимость, будто так
распорядился его отец, предписавший трибуну, приставленному для наблюдения за
Агриппой, чтобы тот не замедлил предать его смерти, как только принцепс
испустит последнее дыхание. Август, конечно, много и горестно жаловался на
нравы этого юноши и добился, чтобы его изгнание было подтверждено сенатским
постановлением; однако никогда он не ожесточался до такой степени, чтобы
умертвить кого-либо из членов своей семьи, и маловероятно, чтобы он пошел на
убийство внука ради безопасности пасынка. Скорее Тиберий и Ливия — он из
страха, она из свойственной мачехам враждебности — поторопились убрать
внушавшего подозрения и ненавистного юношу. Центуриону, доложившему, согласно
воинскому уставу, об исполнении отданного ему приказания, Тиберий ответил, что
ничего не приказывал и что отчет о содеянном надлежит представить сенату. Узнав
об этом, Саллюстий Крисп, который был посвящен в эту тайну (он сам отослал
трибуну письменное распоряжение) и боясь оказаться виновным — ведь ему было
равно опасно и открыть правду, и поддерживать ложь, — убедил Ливию, что не
следует распространяться ни о дворцовых тайнах, ни о дружеских совещаниях, ни
об услугах воинов и что Тиберий не должен умалять силу принципата, обо всем
оповещая сенат: такова природа власти, что отчет может иметь смысл только
тогда, когда он отдается лишь одному.
7. А в Риме тем временем принялись соперничать в
изъявлении раболепия консулы, сенаторы, всадники. Чем кто был знатнее, тем
больше он лицемерил и подыскивал подобающее выражение лица, чтобы не могло
показаться, что он или обрадован кончиною принцепса, или, напротив, опечален
началом нового принципата; так они перемешивали слезы и радость, скорбные
сетования и лесть. Консулы Секст Помпей и Секст Аппулей первыми принесли
присягу на верность Тиберию; они же приняли ее у Сея Страбона, префекта
преторианских когорт[26], и Гая Туррания,
префекта по снабжению продовольствием; вслед за тем присягнули сенат, войска и
народ. Ибо Тиберий все дела начинал через консулов, как если бы сохранялся
прежний республиканский строй и он все еще не решался властвовать; даже эдикт,
которым он созывал сенаторов на заседание, был издан им с ссылкою на трибунскую
власть, предоставленную ему в правление Августа. Эдикт был немногословен и
составлен с величайшею сдержанностью: он намерен посоветоваться о почестях
скончавшемуся родителю; он не оставляет заботы о теле покойного, и это
единственная общественная обязанность, которую он присвоил себе. Между тем
после кончины Августа Тиберий дал пароль преторианским когортам, как если бы
был императором; вокруг него были стража, телохранители и все прочее,что
принято при дворе. Воины сопровождали его на форум и в курию[27]. Он направил войскам послания, словно
принял уже титул принцепса, и вообще ни в чем, кроме своих речей в сенате, не
выказывал медлительности. Основная причина этого — страх, как бы Германик,
опиравшийся на столькие легионы, на сильнейшие вспомогательные войска союзников
и исключительную любовь народа, не предпочел располагать властью, чем
дожидаться ее. Но Тиберий все же считался с общественным мнением и стремился
создать впечатление, что он скорее призван и избран волей народною, чем
пробрался к власти происками супруги принцепса и благодаря усыновлению старцем.
Позднее обнаружилось, что он притворялся колеблющимся ради того, чтобы глубже
проникнуть в мысли и намерения знати; ибо, наблюдая и превратно истолковывая
слова и выражения лиц, он приберегал все это для обвинений.
8. На первом заседании сената Тиберий допустил к
обсуждению только то, что имело прямое касательство к последней воле и
похоронам Августа, в чьем завещании, доставленном девами Весты[28], было записано, что его наследники —
Тиберий и Ливия; Ливия принималась в род Юлиев и получала имя Августы[29]. Вторыми наследниками назначались
внуки и правнуки, а в третью очередь — наиболее знатные граждане[30], и среди них очень многие,
ненавистные принцепсу, о которых он упомянул из тщеславия и ради доброй славы в
потомстве. Завещанное не превышало оставляемого богатыми гражданами, если не
считать сорока трех миллионов пятиста тысяч сестерциев[31], отказанных казне и простому народу, и денег для
раздачи по тысяче сестерциев каждому воину преторианских когорт, по пятисот —
воинам римской городской стражи[32] и по
триста — легионерам и воинам из когорт римских граждан[33]. Затем перешли к обсуждению погребальных почестей;
наиболее значительные были предложены Галлом Азинием — чтобы погребальное
шествие проследовало под триумфальною аркой, и Луцием Аррунцием — чтобы впереди
тела Августа несли заголовки законов, которые он издал, и наименования
покоренных им племен и народов. К этому Мессала Валерий добавил, что надлежит
ежегодно возобновлять присягу на верность Тиберию; на вопрос Тиберия, выступает
ли он с этим предложением, по его, Тиберия, просьбе, тот ответил, что говорил
по своей воле и что во всем, касающемся государственных дел, он намерен и
впредь руководствоваться исключительно своим разумением, даже если это будет
сопряжено с опасностью вызвать неудовольствие; такова была единственная
разновидность лести, которая оставалась еще неиспользованной. Сенат
единодушными возгласами выражает пожелание, чтобы
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (155) »