Леонид Нетребо ЗУБ МУДРОСТИ

Первый ужин в санатории давали отменный: сытное грузинское блюдо под снопом душистой зелени, бокал красного вина, овощи-фрукты, мороженное, пакет кефира. Для улучшения аппетита и, видимо, для демонстрации дружбы народов, царящей на побережье, фольклорный ансамбль спел несколько песен на разных языках — русском, украинском, армянском, греческом и еще на одном, названия которого Петр Иванович не запомнил. Улыбчивый лысый господин, фигурой напоминающий грушу на ножках, представившись директором и покивав во все стороны маленькой головкой, пожелал счастливого отдыха, попутно призвав к исполнению всех пунктов, предусмотренных инструкциями этого старейшего лечебного заведения.

Петр Иванович от души хлопал в свои огромные ладоши, не забывая, впрочем, о трапезе. Благодушное настроение рисовало соответствующую картину: сейчас, несмотря на усталость первого, с дороги, дня, он не пойдет сразу в спальный корпус, а прогуляется по аллеям санатория, пока не стемнеет. Потом, уже в номере, после ванны, обязательно обоснуется на балконе, посидит за пластмассовым столиком, любуясь вечерней бухтой, слушая стрекот цикад, вдыхая хвойные запахи. Выпьет перед сном вот хотя бы этого кефиру, который сейчас захватит с собой, и всю ночь ему будут сниться… Что ему будет сниться? Да, скорее всего ничего в первую ночь и не присниться. Ну и хорошо!

С таким добрыми мыслями, сказав соседям по столу «спасибо», Петр Иванович двинулся к выходу.

— Гражданин, у нас нельзя выносить продукты за пределы столовой! Об этом ясно указано в инструкции, в которой вы уже расписались.

Петр Иванович не сразу понял, что слова обращены к нему. Ах, вот оно что! На выходе из столовой, вернее, уже во дворе, стоял директор (груша на ножках) и строго показывал пальцем на пакет кефира, которым небрежно помахивал Петр Иванович в такт своим неспешным шагам. Видимо, в первый же день заезда директор дает понять отдыхающим, кто здесь хозяин, а кто гости. Что положено, а что нельзя. Обрисовывает вновьприбывшей группе, так сказать, границы дозволенного. Дескать, граждане, отдыхать, конечно, отдыхайте, но насчет порядка — будьте любезны!

Петр Иванович сам всегда был за порядок. И сейчас, даже не признавая в своих действиях великой оплошности, чувствовал себя слегка виноватым. Но только слегка. Что поделаешь, везде свои порядки.

— Ну, ладно, — сказал он миролюбиво, улыбаясь и, в знак уважения, приостанавливаясь, — больше не буду.

— Нет, — уже тверже отчеканил директор, не повышая, впрочем, голос, — вам придется оставить это. — Он опять указал, теперь уже движением головы, на объект беспорядка, укрывшийся под ладонью клиента; точнее, указал своим мясистым подбородком, который, качнувшись кверху, таким образом как бы нацелился на пакет. Глаза также выпучились в указующем статусе, усугубляя важность момента.

Петр Иванович окончательно остановился, огляделся. Заметил, что за ними наблюдают, и догадался, что атака директора носит показательный характер. Обслуживающий персонал учился правильно работать, а новоявленные отдыхающие — настраивались сим на правильный отдых.

А вообще-то отдых обещал быть неплохим. Конечно, всю дорогу сюда, на море, в санаторий, глодало сомнение: правильно ли сделал, что поехал один, без семьи. Непривычное это для Петра Ивановича состояние. С непривычки побаивался: где-нибудь да что-нибудь не так сделает. Раньше-то всеми мелочами в дороге заправляла супруга. Она всегда знала, что можно делать, что нежелательно, а что и вовсе нельзя. Знала, как нужно реагировать на ту или иную ситуацию. Высокая температура от возникавших порой в дороге межличностных трений — на вокзалах, в гостиницах и прочих общественных местах — непременно сходила на нет благодаря рассудительной благожелательности и просто физической обаятельности жены, которыми она непременно покоряла попутчиков и администраторов. Всю жизнь — только вместе. Впрочем, пока сын, согласно возрасту, был рядом с ними. И вот, наконец, пришло такое лето, которое их, пусть ненадолго, но разлучило. Жена поехала к сыну, а он, глава семьи, по рекомендациям врачей, по льготной путевке — на море. По льготной-то, конечно, по льготной, но суммой пришлось пожертвовать немалой (именно пожертвовать: отдыхать одному — все равно не в радость). В которую, как объяснили в профкоме, входит и стоимость проездного билета, и экскурсий, и многое другое. И питание, само собой разумеется.

— И порча настроения, выходит, тоже… — глубокомысленно, но непонятно для директора пробормотал Петр Иванович.

— Следующий раз съедайте все, как и положено, за столом. Мы антисанитарию, подобную той, что творится в соседних санаториях, на наших объектах не допускаем!.. Извините. Кишечные…

— Ну, все, все! — подавляя раздражение, прервал «грушу» Петр Иванович. — Я сейчас это, — он взвесил на ладони злополучный пакет, — положу в номере в холодильник, и никаких кишечных!

Не тут-то было. Директор поманил пальцем молодую работницу:

— Марина, примите! — и указал на пакет.

— То есть что значит: «примите»! — неожиданно для себя передразнил директора Петр Иванович, что для него было несвойственно. Слишком откровенной ему показалась попытка унизить его человеческое достоинство. В конце концов, он уже несколько десятков лет как вышел из того возраста, когда с ним позволительно было так разговаривать. — Это мое! Понятно? Заплачено! Частная собственность. Не прикасаться! — Он убрал руку с пакетом за спину и демонстративно распрямился, возвысившись горой над приземистым директором.

Стало собираться все больше народу. Скандал, тем более в начале заезда, тем более на сытый желудок, — всегда интересное представление. Хлеба и зрелищ! Директор понял, что ему попался редкий, очень неприятный тип с непомерными амбициями. Большой войны главный администратор допустить не мог, — не позволяли авторитет заведения и конкуренция с соседями по курортному сервису. Однако последнюю точку должен поставить именно он, а не этот провинциальный великовозрастный наглец, плебей с демократическими замашками.

— Марина, — решительно обратился директор к работнице, делая шаг в ее сторону, показывая, что отпускает упрямого клиента восвояси, и грозя перед собой пухлым пальчиком, — завтра гражданину завтрак не накрывать!

Это было уже слишком. Но размахнуться и врезать пакетом по «груше», чтобы молочный взрыв забрызгал это самодовольное курортное чучело, — значит, во-первых, показать свою слабость, во-вторых…

— Надо было шмякнуть ему по лысине вашим пакетом! — медленно и едко, наперекор сомнениям