встал в дверях и некоторое время смотрел на меня. Его звали Филипп Вронски, или просто Фил. Мы когда-то учились вместе.

— Да, Джек, ну и видок у тебя, — сказал он наконец.

— А ты думал! — вскинулся я.

— Хорошо, хорошо. Барахло свое можешь положить на стол, — он подошел к бару и налил в бокал что-то шипучее: — На-ка, выпей.

— Это что, пепси-кола? А покрепче ничего нет?

— Ты и так как пьяный, тебе надо прочистить мозги.

Я выпил шипучую освежающую жидкость, и через несколько минут почувствовал себя гораздо лучше: вернулось нормальное ощущение действительности. Я сидел на мягком диване, обутый в шлепанцы, в плаще, накинутом на пижаму. Слева от меня в кресле сидел Фил. На стене, напротив меня, висела картина — без очков я не видел, что на ней изображено, только оранжевый цвет. Мне вдруг стало стыдно.

— Ну, рассказывай, — произнес Фил, затягиваясь сигарой.

Не зная, как отделить реальность от фантазии, я стал рассказывать все подряд, словно пересказывая длинный страшный сон. Только закончив, я поднял глаза. Фил смотрел на меня как-то странно.

— Думаешь, я сумасшедший?

— Нет. Я думаю совсем о другом, — он нервно погасил сигару. — Послушай, ведь ты с детства боялся двух вещей: воды и темноты.

— Да.

— А огонь всегда любил. И до того, как начались видения.

— Да. Есть в нем что-то…

— …созвучное твоей душе. Но почему же ты бежал от него?

— Как? — я удивленно воззрился на приятеля.

— Почему ты бежал от огня?

— Ну, мне не хотелось сгореть заживо.

— Ты запросто мог сломать шею, выпрыгивая из окна. Мог попасть в аварию. И в ванне можно утонуть.

Я, должно быть, не совсем еще пришел в себя, потому что никак не мог понять Фила, но чувствовал, что какая-то логика в его словах была.

— Огонь — это прекрасно, — сказал он, мечтательно глядя вдаль. — Но тебе все-таки надо отдохнуть. Снимай свой дурацкий плащ и ложись на диван. Укроешься пледом.

Я лег и закрыл глаза. Мне было хорошо, очень хорошо. Пожалуй, такую безмятежность я испытывал только в раннем детстве. Сквозь сон я слышал, как Фил чем-то шуршит в соседней комнате, потом раздался мелодичный сигнал телефона.

— Да, — сказал Фил. — Да, он здесь. Спит. Да. Уже начал. Не надо? Хорошо. Приезжайте.

Я улыбнулся, ничего не поняв. Мысль текла медленно-медленно, прошла целая вечность, прежде чем она достигла нужного уровня сознания и опалила мозг: Фил был с ними заодно! Они хотят меня убить! Я вскочил с дивана — от резкого движения перед глазами поплыли радужные круги, в ушах зашумело. Я помотал головой и услышал, как открывается дверь в квартиру. Послышались голоса — о чем они говорили, я не разобрал. Потом раздались шаги, и в комнату вошел человек в сером плаще. Он посмотрел на меня, и на лице его появилась знакомая усмешка.

— Здравствуй, брат, — сказал он.

Видимо, напиток, данный мне Филом, прояснил не только мозги, но и все остальное. А может, сработала ассоциация со шпионскими боевиками. Только я вскочил и быстрым движением ударил его, так что он врезался головой в косяк и застонал, сползая; дорогу мне преградил Фил, я отшвырнул его и ринулся к двери.

Я набрал код ближайшего полицейского отделения и поставил скорость на максимум. Перед самыми дверями машину занесло. За мной с интересом наблюдала жующая физиономия дежурного. Должно быть, я был колоритной фигурой.

— Эй, чего тебе?

— Меня зовут Джек Браун. Я должен дать показания. Меня преследуют.

— А! — выражение его лица изменилось. Я зашел и сел в кресло для посетителей. При ярком свете, сидя в пижаме, я чувствовал себя идиотом. Полицейский говорил что-то в телефонную трубку, потом повесил ее и обернулся ко мне:

— Сейчас вами займутся.

— Кто?

— Оттуда, — он показал пальцем в потолок.

Мне стало вдруг холодно, но в то же время пришла какая-то успокоенность и покорность судьбе.

— Кофе хотите? — дружелюбно спросил полицейский.

Я пил кофе и ел бутерброды, когда стеклянная дверь открылась и перед нами появился человек в штатском. Его холодный взгляд скользнул по мне, на губах промелькнула улыбка вежливости.

— Ключи, — бросил он поднявшемуся при виде него дежурному.

— Пойдемте, — сказал он мне, и мы прошли вглубь здания. Ключами он открыл кабинет — явно не свой, смахнул со стола бумаги. — Садитесь, — указал мне на кресло, а сам уселся за стол и, словно спохватившись, показал мне красную книжечку. Я кивнул. — Рассказывайте.

Я рассказал все факты. Лицо его оставалось непроницаемым, разве что на последнем эпизоде моего бегства по нему прошла тень удивления. Выслушав меня, он положил на стол кейс, пошуровал в нем и вытащил несколько фотографий.

— Вы знаете этих людей?

Я взглянул, и меня пробрал озноб: это были все действующие лица моего детектива. Здесь был мой преследователь, человек из кафе, здесь был Фил, здесь был даже Арсен. Кроме того, здесь было несколько незнакомых мне людей. Я сказал. Он кивнул и достал еще одну фотографию.

— Вам знакома эта картина?

— Кажется, она висела в квартире Фила. Но я не могу сказать точно. Мне запомнился только цвет…

Это была сцена из средневековой жизни. На переднем плане была толпа, одетая по-старинному, но большую часть картины занимал костер. В его бушующем пламени стояла женщина, руки ее были воздеты к небу, она то ли плакала, то ли смеялась. Ярко-рыжие волосы сливались с огнем. У меня закружилась голова: неужели это была Она?

— Ознакомьтесь, — он передал мне лист бумаги. Это была фотокопия какого-то старинного документа, написанного от руки:

«В лето… Господа нашего Иисуса Христа трудами Святой инквизиции и милостию Божьей были схвачены и осуждены на казнь три ведьмы: Сесилия, Джулия и Элиза; и в нужный срок были преданы огню, и народ, собравшийся на площади и видевший это, ликовал, восхваляя Всевышнего и слуг его. Но увидели вдруг: горит одежда Элизы, но телу ее не причиняет огонь вреда. И сгорела одежда и путы, которыми привязана она была к столбу, и освободилась Элиза, и стояла в пламени во всей дьявольской красоте наготы своей. И смеялась она над людьми, а потом стала призывать Отца своего. И явился дракон, и обрушил на город огонь и серу…»

На этом страница кончалась.

— Вам это говорит о чем-нибудь?

— Нет, — солгал я.

— Хорошо, — сказал он, о чем-то задумавшись. — Кстати, почему после пожара вы решили отправиться к Филиппу Вронски?

— Он мой друг, — ответил я и вдруг сам понял странность своего поступка: ведь я не встречался с Филом почти год, мы только иногда перезванивались. Кроме него,