распахивать их широко.

И вот теперь еще картина. Художница досадливо закусила губу, срывая брезентовую обертку с мольберта. И обмерла, едва пересиливая себя, чтобы не закричать не то от удивления, не то от страха: картина была прекрасна, как и прежде, но никаких очертаний, похожих на волчьи на ней не было.

Столик в глубине зала был свободен. Днем подобные заведения были почти пусты. В крайнем случае, примерно к часу - двум дня сюда начинался стекаться народ на обеденный перерыв, чтобы выпить чашечку кофе и засунуть в себя пирожное. Однако, Карине не куда было торопиться, так что она спокойно и размерено принялась изучать меню, очень надеясь, что за ней уже следят. И точно, не успела художница просмотреть и семи наименований, как рядом с ней выросла знакомая фигура хозяина кафе. Девушка даже через кожаную папку почувствовала его заинтересованный взгляд глаз-вишен. Или точнее, глаз-черносливен, ведь никакого намека на багрянец в них не было.

Понимая, что отдельно глаза, как и другие части тела, находиться не могут, художница немедленно подобралась, собираясь поприветствовать их владельца. Тот не обманул ожиданий, поспешно выходя из тени, отбрасываемой очередной бутафорской статуей, внутри оказывающейся полой. Ник, как всегда был в своем репертуаре, предпочитая лично следить за всем происходящим в его заведении.

Девушка страшно завидовала парню всю свою сознательную жизнь. Они выросли в одном дворе. Но ни друзьями, ни даже знакомыми не были, пока не попали в один класс. Никита уже тогда отличался от остальных сверстников необычайно взрослым взглядом на жизнь. Возможно, поэтому уже в двадцать четыре года он смог открыть собственное кафе и закончить институт. Пока приятель делал себя сам, Карину делали ее родители. И это был только первый пункт в списке поводов для зависти Никите. Кроме того, парень умел играть на пианино, гитаре, флейте и от души барабанил по всему, что издавало громкие звуки. Учитывая, что у девушки напрочь отсутствовал музыкальный слух, не было ничего удивительного в том, что и это обстоятельство вошло в список. Еще Никита был свободен, как птица, вовремя сбежав от своих родственников на отдельную жилплощадь. Но больше всего художницу добивало то, что друг имел приятный голос и незаурядную внешность. Причем это был уже не просто “пунктик”, а целая статья, которая доводила порой до бешенства.

‘Зачем парню красота?’ - не раз задавалась Карина вопросом и отвечала совершенно однозначно: ‘Незачем’. Пару лет девушка не то чтобы вздыхала по Никите. Скорее он просто доставлял ей эстетическое наслаждение, как тонкая фарфоровая ваза или золотое кольцо на пальце. Потом то ли красота поистерлась, то ли глаз уже привык. Но теперь Карина редко заглядывалась на друга, все еще не меняя своего мнения, что всех красивых парней надо расстреливать и топить, чтобы своим видом не портили нервы девушкам. Хорошо хоть Никита этого не знал.

-Привет, Карина! По какому поводу решила посетить мое скромное заведение? - усаживаясь напротив художницы, начал он расспрос.

-Почему ты думаешь, что для этого мне нужен повод? - притворно улыбнулась художница.

-Потому что просто так ты никогда ко мне не заходишь. Что опять стряслось? На каком фронте наметились тревожные перемены? И последний вопрос: кофе будешь?

-Отвечаю с конца, - подстраиваясь под необычную манеру собеседника высказывать мысли, уже искренне растянула накрашенные губки девушка, - Кофе буду. Желательно…

-Знаю-знаю! - замахал руками Никита, - горячий, без молока, но с пряностями и маленьким медовым пирожным. А что там насчет остальных вопросов?

-Перемен нет.

-А почему так грустно?

-А ты считаешь, что я должна радоваться? - пожала плечами Карина, - Я стою на земле, она крутиться, а я не сделала ни шагу вперед. Эта статика меня добивает. Все одно и тоже, изо дня в день. Я не развиваюсь ни как творческая личность, ни как личность вообще.

-Но разве ты не занимаешься своими картинами? - удивился владелец заведения.

-Занимаюсь. И это единственное, что спасает меня от полного Хаоса в голове. Весна, знаешь ли, не самое удачное время, чтобы расставлять все по полочкам. А именно этого мне сейчас больше всего и хочется. И перемен.

-Перемен? Слушай, ну это уже избито. Кажется, только ленивый не цитировал Цоя.

-Причем здесь ‘Кино’? Я также свободно могу процитировать кого угодно, но смысл от этого не меняется. Мне хочется чего-то нового, что вывело бы мою жизнь… существование на новый уровень.

Ник невольно вздохнул, услышав последнюю поправку подруги. В отличие от некоторых людей, он четко понимал разницу между случайно произнесенным словом и тщательно подобранным. И данный подбор его не очень-то обрадовал. Карина всегда была ему симпатична, хотя парень и считал, что у нее слишком много тараканов в голове на одного достаточно хрупкого человека. Ну, а что поделаешь? Женщина, тем более, художник просто не может обходиться без этих милых насекомых.

-И чего же хочет моя бывшая одноклассница? - подзывая пальцем официанта, поинтересовался Никита. Служка нагнулся, тщательно вслушиваясь в едва различимый шепот непосредственного начальства. Потом коротко кивнул, и, махнув накрахмаленным полотенцем, ушел за заказом.

-Не знаю. Но ничего такого сверхъестественного точно. Мне нужна цель, новое занятие. Мне иногда кажется, что я не совсем то, чем хочу быть.

-Не соответствие внешнего образа внутреннему содержанию? Это проблема всего слабого пола. Вы вечно недовольны своим видом и в сорок лет хотите выглядеть двадцатилетними девочками. Так что не переживай, это явление проходящие. Вот выпадут у тебя зубы, начнет все болеть, а спина перестанет гнуться, и все твои мысли будут лишь о том, как бы от этого избавиться, а на внешность уже будет плевать.

-Спасибо, Ник, утешил! - хмыкнула Карина, - У меня такое ощущение, что я просто не доживу до такого “замечательного” состояния.

-Брось. Лучше покушай вот это, - снимая с подноса две чашки кофе и целую горку из золотисто-коричневых роз, прервал собеседницу парень, - Я назвал эту прелесть ‘Золотая сказка’. Правда, на сказку это не очень похоже, но зато по вкусу весьма приятно.

-Надеюсь, ты не облил обычные цветы глазурью? Я как-то не очень люблю траву.

-Обижаешь. Это чистейший шоколад, сам вырезал. Всю ночь сидел и выделывал их, - для убедительности хрупая первой розочкой, произнес Никита, -