- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (24) »
Дойвбер Левин ФЕДЬКА Повесть
Бойцам и командирам Первой Конной
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Это было давно, в дни гражданской войны. По берегу большой реки проходил конный отряд. Впереди отряда ехали командир и комиссар. За ними, по-трое в ряд, бойцы. За бойцами — тачанка с пулеметом, обозные тележки. Ехали тихо — близко были белые. Вечерело. Над рекой стоял закат. Издалека, из низин, из степных балок, надвигалась ночь, теплая, звездная летняя ночь. Пулеметчик Василий Сорокин, — в отряде его звали Сорока, — молодой парень, широколицый, смуглый, сидя на тачанке, сонно мурлыкал, качая головой. Мурлыкал, пел:
Эй д’над Кубанью, родимой стороной,
Ворон вьется сизый…
Эй да эй, над Кубанью-рекой
Ветерок шел низом.
Верно: выплыл Вася, вернулся. И вернулся не один — в руках он держал что-то, мокрое что-то, скользкое. В сумерках не различить было — что, а похоже было — человек. — Подсоби, ребята, — сказал он, выбираясь на берег. — Тяжелый стал. Не поднять. — Что там, Вася? — спросил комиссар. — Вроде бы паренек. Не понять.
Потом, при свете зажигалки, вгляделись, увидели: действительно — паренек, мальчик лет тринадцати-четырнадцати. Невысокий. Худощавый. Нос — картошкой и задран вверх. Скулы — острые, крепкие. Под левым глазом — свежий шрам. Дрался он с кем, что ли? В воде, должно быть, пробыл долго: весь синий от холода, волосы слиплись, глаза закрыты. Комиссар наклонился к нему, приложил ухо к груди, послушал: дышит — нет? Нет, не дышит. — Плохо, — сказал он. — Плохо дело. Ну-ка, Вася, давай — возьмись! Приподняли мальчишку. Стали медленно его раскачивать. Туда — назад. Налево — направо. Направо — налево. Туда — назад. — Плавней, Вася, плавней, — говорил комиссар. — Так, так. Вдруг мальчишка вздохнул, потянулся, открыл глаза. — Жив? — обрадовался Сорока. Мальчишка, не отвечая, широко открытыми глазами смотрел то на Сороку, то на комиссара. Потом заворочался, поморщился, чихнул. — Стало быть, жив, — сказал Сорока. — А уж я-то думал — не откачать. — Тебя как звать-то? — спросил комиссар. Мальчишка что-то буркнул — невнятно и хмуро. — Как? — сказал комиссар. — Федька, ну! — Ишь ты, — сказал комиссар. — Сердитый. — Ничего, товарищ комиссар, — сказал Сорока. — На сердитых воду возят. Заночевали недалеко от реки в старой, полуразрушенной усадьбе. Бойцы покормили коней, сами немного подкрепились и расположились кто где: кто — в доме, кто — в сарае, кто — в саду, благо теплынь, лето. Сорока уложил мальчишку на тачанку, накрыл, чем мог: и кожанкой, и попоной, и буркой, — старайся, брат, потей! Сам же, вместе со вторым пулеметчиком, Мишкой Дорофеевым, лег прямо на землю, сунув под голову старый полушубок. Мальчишка спал неспокойно — кидался, метался, скулил, стонал. Должно быть, снились ему нелегкие сны. Один раз он так громко крикнул: «Гришка! Не тронь! Убью!», что Сорока проснулся. Проснулся, подбежал к мальчишке — и что ж? Тот лежит, закинув голову, стиснув зубы, а по лицу рекой текут слезы. «Видать, здорово обидели парнишку, — подумал Сорока. — Плачет». Он уж больше не ложился, Сорока. Сел у тачанки и так, в полудреме, просидел всю ночь.
Утром, чуть засветлело, мальчишку пришел проведать комиссар. — Ну, как? — В полной сохранности, товарищ комиссар. — Сорока встал, показал на тачанку. — Спит. Вдруг откуда-то из-под бурки послышался глухой голос: — Сними! — Эге, — сказал комиссар, — жив курилка! Снял бурку, потом попону, потом кожанку, потом пестрый какой-то украинский ковер. На дне тачанки, по пояс голый, красный, в поту, лежал вчерашний мальчишка. — Как, Петька? — сказал комиссар. — Живем? Мальчишка приподнялся. Сел. Исподлобья глянул на комиссара. Негромко сказал: — Не Петька, а Федька… Помолчал. — Федор Трофимыч… Сорока подмигнул: — «Кто там?» — «Мы!» — «А много ль вас?» — «Да одна!» — Погоди, — сказал комиссар. — Погоди, Вася. Не дури. Взял мальчишку за плечо, повернул к себе: — Ну, куда тебя, брат? Домой? К батьке? Мальчишка низко опустил голову. — Убили батьку… — Как так? — Шашкой порубали… — Кто? — Известно, кто… — Белые? — А то кто? — Да ты толком! — сказал комиссар. — Белые? — Белые. — Давно? — Вчера, — сказал мальчишка. И вдруг оживился: — Он, понимаешь, под мостом сидел, ховался. А Гришка-то говорит: «Вот он!» — Какой Гришка? — Гришка Скобло. Сосед. — Чего он? — Совет у них мельницу взял, а батька председатель был. — А… — Они его… — Мальчишка всхлипнул. — Они его шашкой-то как полоснут… А меня — в воду… — И никого дома не осталось? — Матка. — Одна? — Одна. — Вот оно что. — Комиссар задумчиво потрогал ус. — Куда бы его, Вася? На
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (24) »