Двойка

Я до сих пор с мучительной болью переживаю случившееся. Как мог я получить двойку?

Да… Дожил.

Сначала все шло так, как это всегда бывает. Я подошел к столу, подал зачетку. Профессор сравнил меня с курносым существом, изображенным на фотографии, как-то неопределенно хмыкнул и, пробормотав: «До чего изменился детина»,- показал рукой на груду экзаменационных билетов.

По-моему, нет человека, у которого не дрогнуло бы сердце, когда рука тянется к экзаменационному билету. Кажется, все выучил, все знаешь, а все-таки гложет мысль: «Что-то недоучил и сейчас будешь за это наказан». Но я-то чего боялся? Ведь я знал не только то, что требовалось по программе. У меня в портфеле находилась тетрадь, а в ней были записаны такие факты, такие мысли…

И вот билет у меня. Деревянным голосом я прочел его содержание: «Причины эволюции» и в скобках - «Законы вымирания и законы эволюции организмов на примере прошлых геологических эпох».

Законы. В билете было дважды сказано - законы. О них мне и надо было говорить.

Я должен был перечислить общеизвестные истины. Начать надо было с Дарвина. Подвергнуть критике гипотезы давно вымерших катастрофистоз и ламаркистов… Привести примеры перерождения амфибий в гадов, гадов в птиц, из гадов же вывести всех млекопитающих и человека. Рассказать, что неприспособленные организмы вымирали… Привести примеры из коллекций музея. Получить пятерку и пойти вечером с ребятами в широкоэкранный.

Ну, зачем я стал говорить о роли радиоактивного облучения в жизни, эволюции и смерти организмов? Зачем я затеял этот спор с профессором (нашел место - где!), когда он мягко намекнул мне, что ведь это непроверенная гипотеза. Мне нужно было понять это «наводящее» замечание и перестроить отчет.

А я вместо этого начал доказывать, что могли существовать условия, когда на Землю попадала увеличенная доза смертоносного стронция-90, цезия-137, углерода-14… Под влиянием этого облучения одни - неприспособленные - организмы гибнут, а другие - немногие - выживают и быстро эволюционируют.

Профессор больше не прерывал меня. Посмотрев на меня каким-то непонятным взглядом, он отвернулся к открытому окну и со скучающим видом постукивал карандашиком по столу, как это делают все в мире, - сначала острым, потом тупым концом.

Понятно, это только подлило масло в огонь. «Ну, погоди,- думал я,- ты все-таки будешь меня слушать». И я со стуком бросил на стол свой главный козырь - кость плезиозавра.

Тут профессор действительно оживился. Неодобрительно заметив: «Так, батенька, с реликвиями прошлого обращаться нельзя», - он схватил кость и долго вертел ее в руках, всматриваясь в каждый выступ. Я обратил внимание на то, какими нежными стали вдруг его сухие и сильные пальцы, как чутко они скользили по сглаженной поверхности кости.

- Значит, вы считаете, что это животное, э-э…

- Плезиозавр, - вставил я.

Он хмыкнул.

- …Что этот плезиозавр умер от атомной радиации?

- Конечно.

- А с чего так резко возросло радиоактивное излучение?

Вот здесь-то я и пустился в дебри противоречивых гипотез. Но профессор перебил меня:

- Это все потом. Вы вот мне скажите, есть ли в этих костях стронций-90?

- Не знаю. Но должен быть. Можно проверить.

- Нет уж, батенька. Проверять не будем. И так все ясно.- И тут я с ужасом увидел, что он протягивает мне зачетку, не поставив оценки.

- Фантаст номер два, - ворчал он, выписывая в ведомости жирную двойку.- А фантазия без твердых знаний, батенька…

Но я не стал слушать и вышел из аудитории.

И вот сейчас, снова и снова переживая случившееся, я хочу рассказать, почему я так вел себя на экзамене. Я хочу, чтобы все знали трагедию далекого прошлого, которую я случайно узнал.

Но начну по порядку.

Марево прошлого

Все началось в те дни, когда мы переехали в новую квартиру.

Однажды я полез на крышу ставить антенну радиоприемника. Прыгая из слухового окна, я наступил ногой на старый ящик. Одна доска сломалась, и, поднимая кучи пыли, я свалился на пол.

И вот тут-то, еще лежа на полу, сквозь щель в ящике я заметил, что в нем лежат старые газеты и книги - очень много старых книг. Рыться в чужих вещах, конечно, не полагается, но сдержать любопытство было трудно. Оторвав сломавшуюся доску, я стал разбирать этот книжный хлам. Здесь были потрепанные и неразрезанные книги, газеты двух-трехлетней давности, научные журналы. И вдруг-тетрадь в клеенчатом переплете, на которой крупными неровными буквами было выведено: «Тайны Д. П. З-и».

Все страницы тетради были исписаны неровным, неразборчивым почерком. Вероятно, тетрадь представляла незначительную часть дневника, который вел в течение многих лет какой-то охотник. Ни имени, ни фамилии указано не было.

Несколько первых страниц отсутствовало. Разбирая с трудом каракули неведомого хозяина тетради» я наткнулся на описание какого-то странного события.

Привожу это описание полностью, ничего в нем не меняя.

«Бесконечные дали зеленой степи вдруг преобразились. Исчез травяно-зеленый цвет, все приняло какие-то нереальные очертания. Вода из голубой стала фиолетово-красной… На небе вспыхнули и заплясали фиолетовые, изумрудно-зеленые, пурпурные, ослепительно желтые краски. Они сливались в разноцветный хаос лучей, занавесей, полос и дуг…

Сколько времени продолжалась эта пляска красок - не знаю. Неожиданно все утихло, и на месте степи раскинулась бескрайняя гладь океана.

И вдруг из бурных волн появилось непонятное, невозможное, невообразимо противное существо.

Выставив вперед четырехметровую змеиную шею с утиной головой, дико вращая огромными глазами, к берегу подплывало невиданное чудовище. Разевая рот, словно в отчаянном крике, оно вползло в нишу у подножия скалы. Грудь этой твари покрывала белая крокодилья чешуя, спина была темной. Чудовище передвигалось на длинных, похожих на ласты лапах. Оно напоминало удава, продетого в панцирь черепахи.

Прибрежные скалы и вершины оделись в необычный узор. Сквозь дымку голубого марева просматривались деревья, похожие на эвкалипты и пальмы…

На берег со страшной скоростью надвигалась седая волна. Она бешено рванулась к скалам. Я видел» как берег зашатался и часть обрыва рухнула вниз, распластав под собой чудовище… Вслед за ней пришла вторая волна, еще более высокая и могучая, и все деревья, листья, трава, сорванные с берегов вместе с почвой, закружились