звуки. Какие, к черту, звуки, когда есть такие простые и приятные вещи как теория струн, например?..

Таким-то образом, в одну прекрасную (или не очень) ночь Ковальски остался на базе наедине с невменяемым, получившим недвусмысленный приказ от начальства психом, о чем не имел ни малейшего представления.

Часов до половины, что ли, одиннадцатого, Рико занимал мотор, мотор и еще раз мотор. Ну, может еще немного карбюратор. Все равно рядом лежит, чего добру пропадать? Однако, так или иначе, но блестящие железки подошли в итоге к концу, а новых неприятностей с техникой пока не предвиделось. Они, быть может, и появились бы, однако “хренов маньяк” прилежно сидел все в той же позе, в какой его и оставили сегодня сразу после обеда, - только росла рядом с ним горка обработанной литературы, и пополнялся пометками блокнот. Рико взирал на эту деятельность со смесью недоверия и благоговения. Каким именно образом закорючки на бумаге становятся планом действий, он до сих пор не слишком мог вообразить, однако это работало. И чтобы оно и продолжало работать в том же духе, надо было не дать сдохнуть с голоду двум метрам тощего поклонения науке. Вроде бы, задача несложная.

Рико, сутулясь и припадая на правую ногу (осколок неделю как вынули, постельный режим игнорировался), направился в сторону кухни. Душу грело сознание того, что можно не стараться вести себя поаккуратнее: любое дело Рико проворачивал с куда большим удовольствием, если при этом можно было вдоволь шуметь. Ковальски это все побоку, он способен читать совершенно в любом месте, и не то, что замечания не сделает – вряд ли даже заметит. Так что никакие неприятности не мешали подрывнику погреметь посудой, хлопнуть дверцей холодильника и нарычать на него, когда тот загудел.

Получить еду на кухне сложностью не являлось: за ней не надо гоняться, ее не надо поджидать и убивать. Ее надо лишь извлечь, переложить в тарелку (Рико не понимал, на кой, пока однажды не отрывавшийся от книги лейтенант не порезался о край жестяной банки) и отнести к нарушителю. Что подрывник и проделал.

Была только одна неувязочка. Ковальски проигнорировал поставленную перед ним миску.

Махать рукой перед его длинным хрящеватым носом - если вам дороги руки и самое жизнь - когда он читает, Рико не посоветовал бы никому. Отнимать книгу? Очки? Вырубить свет? Вырубить самого Ковальски?.. Какие еще мирные, ненасильственные и а-дек-ват-ны-е методы есть на свете, чтобы добиться исполнения приказа непогрешимо-авторитетного шефа?

Рико бы ничего не сказали слова “когнитивный диссонанс”. Однако если бы кто-то вложил понимание сего термина в его буйную голову, подрывник бы согласился. Именно это он сейчас и испытывал. С одной стороны невозможно было не выполнить поручения Шкипера. Шкипер говорит – он делает, это же прописные, элементарные, азбучные истины. На этом зиждется мир. Это даже не обсуждается. С другой - совершать насилие… м… немотивированное насилие… немотивированное насилие без уважительной причины… э… немотивированное насилие без уважительной причины вне боевой ситуации… Ладно, черт с ним. Бить Ковальски, в общем, тоже не вариант.

Увы, никто сейчас не мог бы созерцать громилу-подрывника, в задумчивости застывшего подле читающего и совершенно не замечающего его сослуживца, в позе Гамлета-неандартальца, с явственным “быть или не быть” на изуродованном шрамом лице. Вполне возможно, вдохновленный этим образом, поэт написал бы эпическую балладу, художник запечатлел на холсте линию плеч и подернутый поволокой взор, а постановщик экспериментального театра срочно заказал бы в свою труппу крокодила. Возможно.

Как известно, когда человеку не оставляют выхода, он, бывает, делает самые неожиданные вещи. Иногда создает выход самостоятельно. Когда речь шла о Рико, не приходилось сомневаться, что он этот выход не просто создаст - нет, он попутно сметет пару близлежащих препятствий и оставит дымящуюся дыру в стене. Жаль, что в текущем случае нельзя было прибегнуть к этому старому доброму испытанному средству.

Впрочем - почему же нельзя…

Ковальски читал. Его не занимал окружающий мир - что бы то ни было вообще не существовало за пределами ровных аккуратных книжных абзацев, где все было на своих местах, правильно и выверено, и даже исключения подробно оговаривались и выделялись скобочкой. В жизни, как он успел с прискорбием убедиться, скобочкой ничего не выделялось. Разве что граблями. Такими, здоровенными, чтоб от души… Или еще лучше - детскими. Вот уж какие орудия труда жизнь разбрасывала на его тернистом пути с особенным изобилием и цинизмом…

Ковальски перевернул страницу. Шкипера не будет до самого рассвета. Он, как водится, заявится в хлюпающих сапогах, неся в одной руке ведро с уловом, а в другой - перехваченного поперек туловища и практически дрыхнущего Прапора. Тогда придется закрыть книгу и как-то принять во всем этом участие. Например, предложить кепу отдать ведро Рико (кто вечный дежурный по кухне, у того и голова на ее счет пусть болит), а самому сгрузить Прапора на его койку и оставить в покое, пока не проспится. Ему, как младшему, в плане режима допустимы были послабления, а им двоим день пахать. Своих разлюбезных книг он не увидит до самого до вечера. До вечера послезавтра, потому что ночью - вуаля – придется-таки поспать. А потом вскочить в четыре часа утра, потому что приснится что-то экстраординарное, залиться по уши вчерашним еще кофе, имеющим вкус просроченной адской смолы, и быстро-быстро записать все, что еще держится в памяти. А потом так и уснуть за кульманом до самой побудки, упав лицом в калькулятор. И наутро слушать лекции Шкипера про остеохондроз…

На этой сверх всякой меры мажорной ноте по ушам нежданно-негаданно ударил звук сирены. Читать стало неудобно - моргающее освещение изрядно раздражало – но все еще в принципе возможно, хоть и… Впрочем какое “читать”, одернул себя лейтенант, тут надо скакать вприпрыжку к перископу, благо ноги длинные. Рефлексы, пусть и условные, все-таки не пропьешь, даже если и пить кофе ведрами. В три прыжка при должной сноровке (а сноровка у него вполне приличная) Ковальски до цели доберется - если сигануть через стол…

Он и сиганул.

Увы, ни интуиция, ни банальный здравый смысл не предупредили ученого, что стол, который он помнил девственно-чистым, будет обогащен препятствием, а именно - тарелкой горячего супа. И литр жгучего бульона - это было явно не то, чего Ковальски не хватало для счастья. По крайней мере – в варианте