Мария Аннинская Творивший легенды

В его текстах на каждой странице ударный выброс чёрного юмора, словесные фантазии, забавные выдумки и вербальные подставы, которыми Виан отражал натиск враждебного мира.

Франсуа Бине («Lire»)

Французы очень любят создавать мифы и легенды и нисколько этого не скрывают. “Самые свободные люди в мире, — пишет о них один современный французский критик, — но дышать они могут только под сенью статуи, и даже не обязательно конной”.

У нас в России легенды если не создаются, то официально признаются, как правило, посмертно. Возможно, потому, что материала для них в избытке. Мы топчем его, как сорную траву. Французы же — нация небольшая и к своему культурному наследию относятся бережно.

Ничего удивительного, что Виан, человек умный, талантливый и чрезвычайно общительный, быстро оброс легендами. Он всю жизнь дразнил судьбу, сочинял небылицы и делал все не так, как другие. Он и внешне был подходящим объектом для мифотворчества: высокий, красивый и бледный, с больным сердцем, обещавшим безвременную кончину. И имя носил не вполне “французское” — то ли русское, то ли армянское… Так что одна из легенд касалась его якобы русского происхождения — хотя в действительности фамилия Виан корнями уходит в Италию. А вот об имени “Борис” стоит рассказать отдельно. С этого и начнем…

Будущий скандальный творец мифов появился на свет 10 марта 1920 года в городке Виль-д ’Авре, что приютился между Парижем и Версалем. Его отец, Поль Виан, жил на доход с капитала, был человеком образованным и талантливым, знал несколько языков, переводил, писал стихи. Кроме того, он был мастером на все руки: в юности, следуя примеру своего родителя, лил бронзу, занимался спортом, с пятнадцати лет водил машину и даже имел собственный самолет.

Мать Бориса, урожденная Ивонна Вольдемар-Равене (собственные дети будут называть ее “матушка Пуш”) была восемью годами старше своего супруга и происходила из богатой эльзасской семьи, владевшей нефтяными скважинами в Баку и промышленными предприятиями во Франции. Она получила блестящее музыкальное образование, играла на фортепьяно и арфе, страстно любила оперу и четверых своих детей нарекла звучными именами: Ален, Лелио и Нинон; Борис получил свое имя в честь “Бориса Годунова”, ее самой любимой оперы.

Детство у Бориса сложилось вполне счастливо. Большое семейство жило в двухэтажной вилле, окруженной пышным садом, где дети могли играть с друзьями с утра до позднего вечера. Учителя и парикмахер приходили на дом. Родители тоже занимались детьми — каждый по-своему. Мать пыталась привить малышам любовь к классической музыке и устраивала домашние концерты. Отец учил их мастерить и играл с ними в детские игры. Еще были чернокожий шофер, гонявший с мальчиками в футбол, и итальянец Пиппо Баррицоне — необыкновенный персонаж, почти член семьи: он служил садовником, метрдотелем, слыл специалистом по разделке мяса и, кроме того, участвовал в домашних концертах в качестве певца и гитариста. На лето семейство выезжало в Нормандию, к морю, где их ждала загородная вилла с пляжем и экзотическим садом.

Райская жизнь длилась до 1929 года. Грянул мировой экономический кризис. Вианы разорились. Семейство перебралось в домик привратника, особняк пришлось сдать, прислугу — распустить. Поль Виан вынужден был подыскать себе работу. Он перепробовал многое: переводы, рекламу гомеопатических средств… Кое-как удавалось сводить концы с концами.

Меж тем дети подросли и стали посещать лицей. Видимо, матушке Пуш нелегко было решиться на этот шаг, потому что ее главной заботой было удерживать своих чад дома. Больше всего, конечно, досталось Борису из-за его слабого здоровья: в два года он переболел ангиной, осложнившейся ревматизмом, а перенесенный в пятнадцать лет тиф привел к аортальной недостаточности.

Учился он легко. Сначала ездил в лицей в Севре, затем в Версале и, наконец, в Париже. В пятнадцать лет сдал экзамены на степень бакалавра по латыни и греческому, в семнадцать — по философии и математике. Из живых языков учил английский и немецкий. Много читал.

В 1939-м Борис поступил в Эколь сантраль — Высшую центральную инженерную школу. Началась вторая мировая. Школа эвакуировалась в Ангулем, к юго-западу от Парижа, и Борис надолго покинул родительский дом. Матери он исправно писал, в письмах шутил и дурачился, стараясь унять ее тревогу.

К весне 1940-го ситуация ухудшилась. Захватив Фландрию, немцы шли на Париж; Бельгия капитулировала, французская армия была разбита. Эколь сантраль закрылась, не дотянув до конца учебного года. Вианы тоже вынуждены были бросить дом; предупредив Бориса, они погрузились в старый “паккард” и через Ангулем отправились в Капбретон, курортный городок на берегу Бискайского залива. Это было в начале июня. А 14 июня немцы вступили в Париж.

На берегу моря в это время царило безмятежное лето. Семейство Вианов сняло в Капбретоне виллу. Молодежь купалась и читала, упрямо радуясь жизни. Здесь Борис познакомился с братом и сестрой Леглизами — Клодом и Мишель. Девушке в то лето исполнилось двадцать, она была ровесницей Бориса — невысокая пухленькая блондинка, которую все находили прелестной.

Вместе с Леглизами в компании появился еще один человек — их троюродный брат Жак Лустало. Он вошел в жизнь Бориса как живая легенда и впоследствии стал одним из ключевых персонажей многих его произведений. Лустало получил прозвище Майор. Вот кто творил мифы одним своим существованием! “Блаженный Майор, недавно из Индии”, — представлялся он при знакомстве. Майору было всего пятнадцать, но ростом он ничуть не уступал Борису и выглядел вполне взрослым. Внук депутата и сын мэра, Жак Лустало был тем не менее полностью предоставлен себе. Отца он ненавидел за то, что тот бросил мать, и старался с ним не встречаться. Этот эрудированный, хваткий и эксцентричный юноша, великолепный танцор и пламенный любитель джаза, смотрел на мир единственным (левым) глазом, рассказывая душераздирающую историю о неудавшемся самоубийстве (в действительности Жак потерял глаз в десять лет при более прозаических обстоятельствах). Так что один глаз у Майора был стеклянным, и с ним он любил проделывать всякие фокусы: бросал в рюмку, глотал, терял, предъявлял в качестве пропуска… К реальному миру Майор был демонстративно равнодушен — не учился и не работал, жил в своих фантазиях, сочинял небылицы, разговаривал с вещами, молчаливо и безнадежно обожал свою кузину Мишель. Еще он любил гулять по крышам. С вечеринок он