Литвек - электронная библиотека >> (Мальвина_Л) >> Любовная фантастика и др. >> После и вместо (СИ) >> страница 15
которые она оседлала, и Китнисс краснеет, как школьница (боже, да просто, как Примроуз), когда чувствует… чувствует… боже.

— Ты скажешь имя, и я не убью тебя.

— Так сделай это, Огненная Китнисс, давай. Бей.

И вскидывается, подставляя горло под нож, она отшатывается в последнюю секунду, отшвыривая лезвие, как ядовитую змею.

— Рехнулся?

— Ты не убийца, Китнисс. Только не ты, - голос обволакивает, как прохлада в жаркий летний зной. И ее тонкий пальчик словно бы сам собой скользит вдоль скулы, обводит линию чувственных губ. Губ, что целовали сотни, тысячи женщин и мужчин.

— Чего ты хочешь?

— Тебя, Китнисс Эвердин. Все, чего я хочу - это ты.

*

Утром спутанные волосы разметались по подушке, исцелованные губы горят, а грудь, шея, бедра - каждое местечко, которого касались губы Финника Одэйра, словно пылает. Огненная Китнисс почти сгорает в огне. Она шевельнется, пытаясь сбросить с себя обвивающие смуглые руки, но он лишь улыбнется - растрепанный, сонный, красивый… Боги, красивый, как божество из старинных легенд.

— Далеко собралась, солнышко?

— Ты получил, что хотел. Теперь уходи.

— Знаешь, я не заметил, что ночью ты была слишком уж против. Скорее наоборот. Трижды. … Хэй, малыш, мы не договаривались, что ты будешь кусаться. Китнис… Китнис, т-с-с-с-с-с. Всегда помни, кто твой настоящий враг, Китнисс Эвердин.

— Что? - замирает резко, как автомат, в котором вдруг в самый разгар боя кончились патроны. - Что ты сказал?

Его улыбка похожа на счастье. Он вытягивается в ее постели - ленивый, разомлевший на солнце дикий кот. Грациозный, опасный.

— Ты все это время?… Ты! Ты, как змея! Ты запугал меня, ты воспользовался… принудил… ты… ты…

— Я никому тебя не отдам. Побьешь меня потом, ладно? Когда победим.

И притягивает к себе, утыкаясь носом куда-то в изгиб ее шеи.

========== 20. Катон/Китнисс ==========

Комментарий к 20. Катон/Китнисс

коротко

https://pp.userapi.com/c840024/v840024997/4647b/gY8DwQYx774.jpg

— Жалеешь, что не умерла тогда, Китнисс?

Он приходит всегда перед рассветом. Стоит там, у стены, где из приоткрытой створки тянет ночным сквозняком, одуряюще сладко пахнет белыми лилиями, которые она ненавидит, а еще колышется занавеска. Тонкая, как кожа у него на висках. До прозрачности.

— Я ни о чем не жалею.

Ее голос сухой, как старая бумага, что займется от малейшей искры и спалит тут все дотла. Ее не зря прозвали “Огненной Китнисс”, ведь это она — та, что несет с собой пламя, дарящее смерть. Всем, кто значит хоть что-то… кто значил.

— Знаешь, а врать ты так и не научилась.

У него глаза синие и глубокие, как океан, которого она не видела никогда. Неподвижные, точно водная гладь перед штормом. У него губы чуть приоткрыты, и, кажется, можно даже почувствовать теплое дыхание. С привкусом липового меда, орехов.

— Это ведь мучает тебя, Китнисс?

В разрывах низких свинцовых туч луна кажется слишком яркой, искусственной, мертвой. На самом деле, так легко поверить, что ты опять на Арене, что все это — уловки распорядителя Игр. Очередная ловушка.

Арена… и столько смертей еще не случилось.

— Мы были в бреду от укусов ос-убийц, Катон. Это были галлюцинации, бред.

— Один на двоих? И что ты называешь бредом? Ту ночь, которую помним мы оба, или мою смерть?

Его ухмылка какая-то непривычно-мягкая, а оттого чудовищная, дикая, невыносимая. Ей бы уши зажать и глаза, ей бы скорчиться на полу и кричать, срывать голос, харкая кровью, ей нестись бы прочь отсюда, вприпрыжку.

Столько лет позади, они уже победили. А он все приходит к ней. Совсем не каждую ночь, но как только на небо выползает вот такая луна, отливающая ярко-красным. Как кровь, что хлестала из его рта перед тем…

— Ты знаешь, мы могли бы родиться в одном дистрикте и никогда не попасть на Арену…

Они не могли, она знает это лучше, чем умеет стрелять.

Они… нет никаких “они”… никогда…

— Я все еще тебя ненавижу.

Молчанье. Гулкое, с привкусом горькой травы, с ноткой обиды, быть может.

Медленно — ладонью к мокрой, такой бледной щеке. Ни холодно, ни тепло… лишь тревожно.

— Катон…

Ямка на подбородке… и солнце, что поднимается, потягиваясь, из-за горизонта слишком уж быстро. Песня сойки-пересмешницы там, за окном, и мираж, рассыпающийся пригоршней атомов в рассеянном свете раннего утра.

Приторный запах лилий и липа…

А еще океан, который она однажды обязательно увидит.

========== 21. Катон/Китнисс ==========

Комментарий к 21. Катон/Китнисс

коротко

https://pp.userapi.com/c840530/v840530489/23d4e/JQlYQfIlj40.jpg

— Ну же, сойка, стреляй. Ты не промахнешься, Китнисс. Ведь ты меня уже убивала.

Симуляция рассыпается пригоршней золотых искр, что жгут, несмотря на фантомность. Несмотря на то, что все это — блеф. Новая иллюзия, созданная шоураннерами Капитолия, послушными марионетками Сноу.

— Ты стреляла лучше всех на той нашей бойне. Я тоже был неплох, согласись. Я почти… почти победил. Но твой женишок…

— Не смей говорить о Пите! Не ты, ты не можешь.

Не может, не может совсем ничего.

А она все еще помнит, как клыки переродков рвали изломанное, окровавленное тело того, кто стал первым и главным врагом на Арене. С того мига, как прозвучал гонг. Черт, нет, еще раньше, наверное, с дурацкого парада колесниц.

— И снова вы на Арене. Вы оба. Ты не спасла его все же, Китнисс. Хоть и убила меня. Это был неплохой выстрел, девочка. Знаешь, Диадема никогда не смогла бы сравниться с тобой.

Это все в голове. Это все в ее голове.

Его голос, печальный.

— Оставь меня, я не хочу, никогда не хотела. Это ты — ты рвался на Игры, не я. Я просто хотела спасти сестру и остаться в живых, я не просила…

— Уверена, что выбор был у меня?

Он даже не бесплотный призрак, не тень, не игра света, не голограмма. Он — это ничто, голос в ее голове, что никак… никак не заткнется. С той ночи. С ночи, когда она пустила стрелу в кишащую, воющую стаю, обступившую человека.

Он не был человеком, он бы не сделал этого для тебя.

— Я никогда не позволил бы тебе попасть на Арену.