СССР, когда для этого наступит время.

Понятно было, что Стеннес кое-что не договорил, рассчитывая на сообразительность партнера. Но в Москве после тщательного анализа сочли предложение Стеннеса искренним. На Лубянке завели личное дело особой секретности, закодировав его как «Друг».

…Если б наша разведка выбрала для Стеннеса его самый первый «псевдоним», это, право, была бы не меньшая головоломка для противника. В начале первой мировой войны Стеннес заработал кличку Мэри, чем был обязан добродушным окопным острякам-зубоскалам. Собственно, в молоденьком лейтенанте не было ничего женственного, если не считать женского имени в ряду прочих, мужских. Кстати, Мария — нормальное, обычное второе или третье имя для мальчика, родившегося в католической семье, где неизменно царит культ Пресвятой Девы. Но за это имя Стеннеса постоянно дергали, как девочку за косичку. Страсть лейтенанта к трофеям стала новой мишенью для острот. Стеннесу всегда было важно собственноручно убедиться в надежности и удобстве оружия и снаряжения британских «томми». В итоге Мария «стала» Мэри. А еще его называли Лейтенант Аист — за долговязость и худобу. Но эти ярлыки приклеились к нему ненадолго.

В одном из боев Стеннес получил ранение в ногу. Приказав денщику оставаться на передовой,׳он сам дополз до лазарета. И уже на следующий день — и все последующие недели, пока не зажила рана, — он по-стариковски ковылял с палочкой от полевого госпиталя до своего окопа. С тех пор сослуживцы называли его не иначе как Старик. И в этом уже не слышалось ни капли иронии, равно как и панибратства. В конце концов, девятнадцатилетний Старик уже десять лет не снимал военной формы, впервые примерив ее еще мальчиком в Королевском прусском кадетском корпусе.

Тут недавно в известной газете автор отрапортовал: Стеннес — «отпрыск известного германского аристократического рода». Насколько это соответствует действительности, можно судить уже хотя бы по тому, что у рода Стеннесов не было даже фамильного герба. А в аристократических кругах, знаете ли, положение обязывает. Никакой «голубой крови», никаких дворянских «фон» и «цу» в фамилиях ни по отцовской, ни по материнской линии. Отец Вальтера был чиновником, как сказали бы у нас, районного масштаба. Однако в роду Стеннесов можно отыскать не только чиновников, но и бравых вояк. Отсюда известность семьи в офицерских кругах и вполне логичное зачисление мальчика в кадетский корпус. Вот там из него и делали аристократа. Там учили не только военному делу, но и, к примеру, тому, как правильно надевать перчатки, как входить в ресторан; а танцы преподавал знаменитый балетмейстер Берлинской оперы. Все это, правда, не очень пригодилось Стеннесу в окопах.

Но воспоминания о тех годах остались самыми теплыми.

Я не случайно заговорил о детстве: оно многое предопределяет. В этом был убежден и сам Стеннес: «Мое детство было исполнено счастья, поэтому я и вырос счастливым человеком. Может быть, с Геббельсом мы и не понимали друг друга из-за того, что он никогда не был счастлив — только удачлив. Он был озлоблен из-за своей колченогости, из-за не сложившихся отношений с католицизмом (его ведь воспитывали как будущего священника), но более всего — из-за пережитой в юные годы бедности, которую он никогда не мог забыть. Он был, безусловно, самым способным партийным фюрером. У него был шарм, очень много шарма. Но юность оставалась для него открытой раной. Какое-то время мы тесно сотрудничали, но смотрели на все вещи под противоположными углами зрения, и не было никакой надежды, что мы когда-нибудь поймем друг друга».

О том, как воевал Стеннес, в германской армии ходили легенды. Но при всем его бесстрашии, как ни странно, воевал он без ненависти. Был случай, когда британцы после очередного боя бросили на простреливаемой со всех сторон ничейной земле двух своих убитых офицеров. По приказу Стеннеса его солдаты соорудили трехметровый дубовый крест — настолько тяжелый, что поднять его можно было только вчетвером. Под прицелами неприятеля сорвиголовы из роты Стеннеса выползли с крестом из окопа, дотащили его до места гибели англичан и, вырыв могилы, похоронили павших.

И это при том, что в кайзеровской армии роту Стеннеса — свои же — называли не иначе как «кучка бандитов». Рота отнюдь не была штрафной, но в нее почему-то откомандировывали самых недисциплинированных солдат. Самых строптивых из них располагало к Стеннесу то, что он никогда не был слепым исполнителем приказов, а умел мыслить самостоятельно. Не случайно он заработал на фронте еще один псевдоним — «и.и.». Эта пометка в секретных характеристиках для служебного пользования начальства означала «неудобный подчиненный».

Ну а «кучкой бандитов» его солдат называли все же в первую очередь за дерзость вылазок, в которые Стеннес лично водил небольшие группы в полторы дюжины человек. В период позиционной войны в нем обнаружились уникальные способности организатора фронтовой разведки. Из ночных рейдов он никогда не возвращался без «языка» или ценной информации, к которой, кстати, не всегда прислушивались штабные офицеры. Перед сражением под французским городком Лос Стеннес выяснил, что англичане готовятся к газовой атаке. Начальство отнеслось к его докладу скептически. В результате только тот полк, в котором служил Стеннес, оказался готов к команде: «Газы!» — и только он сумел удержать позиции.

В одном из боев осколок камня после разрыва снаряда угодил ему в висок. С тех пор он уже не мог носить каску: от боли раскалывалась голова. Всего ранений было четыре. И некоторые доброхоты-завистники начали поговаривать, что после них Старик уже не тот. Что, мол, слабо уже ему в разведку. Подначивая, ставили на кон ящик шампанского. А он спокойно уходил в ночь и вскоре возвращался с пленными. Шампанское в итоге пил тот, кто рисковал…

Домой он вернулся с шестью боевыми наградами, среди которых были «железный крест» 1-й степени и «рыцарский крест с мечами». Позже награды постигнет печальная участь. Эти знаки воинской доблести не посмели бы осквернить ни французы, ни англичане, не раз державшие Стеннеса в створе прицела. Но это сделают эсэсовцы, когда Гитлер придет к власти. Они ворвутся в дом Стеннеса, чтобы арестовать его по личному приказу фюрера, но, не застав хозяина, изобьют служанку, а ордена побросают в ведро. И поочередно справят в него нужду. (Когда известный представитель прусского юнкерства барон фон Ольденбург-Янушау узнает об этом и, возмущенный, примчится, с докладом к президенту Гинденбургу, то генерал-фельдмаршал, бывший в конце первой мировой фактически главнокомандующим кайзеровской армией, оборвет