одиночными криками, из раскрытых ртов вырывались клубы пара, часто щелкали затворы фотоаппаратов, вспышки фотоколб слепили глаза. Имре бросил взгляд на еще дымившийся, покореженный скелет дирижабля, распластанный на берегу реки. Пятно обугленной травы под ним странно смотрелось посреди заснеженных лугов и полей. Время от времени толпа почтительно расступалась, и санитары с носилками, на которых стонали от переломов и ожогов выжившие пассажиры, быстро проходили к машинам скорой помощи. Чтобы прояснить ситуацию, Фазекаш стал высматривать среди жандармов кого-нибудь из своих знакомых. Наконец он заметил в оцеплении инспектора Рэдукану из Девы, ругавшего за что-то провинившегося жандарма. Фазекаш пошел к нему.

- И вы здесь? - пожал руку Имре инспектор из Девы. - Тяжелая ночь, не так ли?

- За что вы его? - кивнул Фазекаш на жандарма.

- Да пускает кого попало за оцепление. Как бы эти чертовы журналисты не вытоптали там все вокруг.

- А кто будет проводить расследование причин катастрофы?

- Не знаю. Говорят, завтра приедет комиссия - немецкие инженеры из Фридрихсхафена и наши из Будапешта. Посмотрим...

- Много жертв?

- Около сорока, но из выживших многие в тяжелом состоянии.

- Мы чем-нибудь можем вам помочь?

- Думаю, мы и сами справимся.

- Тогда зачем нас сюда вызвали? - недовольно произнес Имре.

- Это обыкновенная история! Кто-то вверху решил подстраховаться и вызвал на место катастрофы жандармов со всех окрестных городов. Бюрократия... - развел руками Рэдукану.

- Значит, я возвращаюсь в Карлсбург.

- Езжайте. Если что-нибудь понадобится, я вам позвоню.

Они попрощались, и Фазекаш, поеживаясь от холода, стал торопливо пробираться сквозь толпу к своей машине.

Следующие три дня прошли в тревожных хлопотах. Выяснилось, что в потерпевшем крушение цеппелине летели в основном германские колонисты - целые семьи с детьми. Число жертв росло. Пассажиров, находившихся в тяжелом состоянии, перевозили из Девы в лучше оснащенную больницу Карлсбурга. Туда приехали известные врачи из Берлина, Вены и Будапешта. Обычное течение жизни провинциального города было нарушено: люди ходили какие-то притихшие и в своих разговорах то и дело возвращались к катастрофе дирижабля. Но это продолжалось недолго: новое событие, всколыхнувшее весь город, вытеснило в головах обывателей трагедию в небе над Трансильванией.

III . ПРОКЛАМАЦИЯ

На четвертый день после катастрофы ясным морозным утром Имре, как обычно, шел на службу. У ворот в крепость он увидел толпившийся народ. Заметив приближавшегося инспектора, люди, боязливо озираясь, стали расходиться. На воротах висел лист бумаги, на котором было напечатано несколько строк по-румынски. Фазекаш в недоумении остановился, пытаясь понять, о чем идет речь в объявлении. За этим занятием и застал его Трифонеску. У лейтенанта был обеспокоенный вид.

- Здравствуйте, инспектор! - кивнул Константин и, увидев бумагу, поспешно снял ее с ворот.

- Что это вы делаете? - не понял Имре.

- Пойдемте в участок, я вам кое-что покажу, - хмуро проговорил Трифонеску.

- О чем там хотя бы написано?

- Не здесь.

Лейтенант быстрым шагом вошел в крепость. Фазекаш, сгорая от нетерпения, двинулся вслед за ним.

Когда они оказались в своем кабинете, инспектор не выдержал:

- Вы объясните мне, наконец, в чем дело?

- Это прокламация, - ответил Константин.

- О чем там говорится? Переведите мне.

- Извольте!.. "Дорогие соотечественники! Братья и сестры! Хватит терпеть притеснения со стороны... подлых венгров и надменных австрияков! Настало время взять нашу судьбу в свои руки. Мы, румынские патриоты, выступаем за свободную и независимую Трансильванию! У нас много врагов, но сейчас мы сильны как никогда. Мы обладаем оружием, которого нет нигде в мире. Один из наших братьев изобрел... луч смерти, которым он взорвал немецкий дирижабль над Девой. С помощью... этого оружия разрушительной силы мы разгромим наших врагов. Приближается... решающий момент нашей истории. Вскоре будет дан сигнал к всеобщему румынскому восстанию. Да здравствует независимое княжество Трансильвания!" - закончил читать Трифонеску.

- Там так и написано? - почесал усы Имре.

- Может быть, я не сумел правильно подобрать некоторые слова, но постарался передать вам суть.

- А что вы хотели мне показать?

Лейтенант открыл ящик стола и достал оттуда еще две копии прокламации.

- Вот эта висела на других воротах в крепость, а эта - на дверях православной церкви, - пояснил Константин. - Вероятно, это еще не все.

Фазекаш разложил прокламации на столе.

- Похоже, все они были набраны на одной пишущей машинке с помощью копировальной бумаги. Вот эта, самая четкая, скорее всего, находилась вверху, - задумчиво сказал инспектор.

- В таком случае тот, кто это сделал, поступил весьма опрометчиво: ведь мы сможем вычислить его по машинке, - заметил Трифонеску.

- Верно. У этой машинки укороченная буква "p", а у буквы "s" частично стерт верхний конец.

- А что вы думаете об этом "луче смерти"?

- Не знаю, я ведь не инженер... Но кто же мог изобрести это оружие? Неужели кто-то из нашего университета?..

- Это вполне возможно.

- А дежурившие ночью жандармы не видели, кто расклеивал прокламации?

- Я уже спрашивал. Они сказали, что не заметили ничего необычного.

Имре тяжело вздохнул.

- Черт знает что!.. Я звоню в Деву, - решил он.

Фазекаш поднял трубку телефона.

- Алло!.. Доброе утро! Соедините меня с жандармерией Девы...

- Алло! - послышался на другом конце провода голос инспектора Рэдукану.

- Здравствуйте! Это Фазекаш.

- Здравствуйте! Рад вас слышать, инспектор!

- Я звоню вам по очень серьезному делу.

- Слушаю.

- У нас в городе ночью кто-то расклеил прокламации каких-то румынских повстанцев. У вас ничего такого не было?

- Нет. В первый раз слышу.

- Это еще не все. В прокламации говорится, будто бы кто-то из этих повстанцев сбил немецкий цеппелин над Девой с помощью некоего "луча смерти". Что вы об этом думаете?

- Ну...