прислал ей электронное письмо, в которым сказал, что надо вытащить спицу. А также сказал, что то-что спицы мигрирую это естественно и что такое бывает довольно часто, но меня это почему-то не особо утешало.

Мама сказала, что подумает, как можно быстрее решить проблему с железякой, чтобы прекратились уже эти проблемы с правой стопой. Она знала, как я хочу сидеть, а не лежать в кровати и как ещё сильнее, до внутренней дрожи, хочу стоять. Мой вертикализатор будет бесполезен, пока я чувствую эту жуткую боль. Он будет подставкой для вещей, типа одеял и подушек, пока не решим вопрос, который стоял ребром и в этот раз у меня не было уверенности, что иголка выйдет сама со временем и к тому же я устала ждать. Мне хватило прошлого раза. Усталость эта была гнетущей, она царапала душу острыми безжалостными когтями. Но я верила маме и верила в неё. Она также, как и я, не желала ждать пока вдруг каким-то "чудесным" образом из стопы или прямо из пальца выйдет треклятая спица или пока мы с мамой поедем в Курган на плановое обследование и вытаскивания всего металла из моих ног. Я приняла это решение ещё когда только-только вылезла первая игла и теперь оно окончательное. Но ждать до Кургана слишком долго.

И вот мы едем в травматологию, потому что врач из поликлиники уверил маму, что именно там мне вытащат эту несчастную спицу. Ранним утром мама меня разбудила, я немного для приличия поворчала. Она меня одела и немного покормила. Свою обычную порцию я бы в полусонном состоянии все равно бы не съела. За нами приехало соц. такси. В машине мою коляску поставили на тормоз, закрепили и застегнули на мне ремень безопасности, и я предупредила водителя, чтобы он был аккуратнее на кочках. Мы поехали в травмпункт. В машине меня укачало, поэтому я молчала. Руки крепче сжали подлокотники кресла. Вдох-выдох, вдох-выдох... За окном светит яркое, теплое солнце, небо ясное, чистое, голубое. Как мы выбрались из машины и оказались в здании, я плохо запомнила. Я просто в это время пыталась отойти от поездки в машине. У меня всегда были проблемы с вестибулярным аппаратом, и я всегда терпеть не могла эту свою особенность. Она делала меня слабой и напоминала о том какая я на самом деле беспомощная. И от этой особенности не было никакого лекарства и мне приходилось справляться с ней своими силами, а именно терпеть просто-напросто и думать, усиленно думать о чём-нибудь приятном.

Белые стены и белый пол, выложенные плиткой. И светильники на потолке тоже сияли ослепительно-белом светом. От такой белизны хотелось зажмурится и вообще не открывать глаз пока крайне мере пока мы не войдём в кабинет травматолога, а ещё лучше дождаться того момента, как я окажусь в своей комнате и тогда открою глаза и правда на несколько минут закрыла глаза, но потом я всё же их открыла. Всё-таки сидя в автомат-коляске кататься - это настоящая глупость и ребячество. Я смотрела, но при этом не видела всю эту раздражающую белизну и у меня это вроде, как даже получалось. Коридор был узким настолько, что три коляски в нём точно не разъедутся - кому-то придётся уступать, кому-то ждать. Несколько дверей, маленькая, даже крошечная гардеробная, в которой почти не было места, но мы всё же сняли куртки, всё-таки в них в здание очень жарко. В коридоре стояла пара стандартных, узких, жестких кушеток, на которых уже сидели разные люди, как только мы зашли мне показалось, что в здание целая толпа, но на самом деле там было всего несколько человек.

Мама предложила мне полежать, ведь она знала, что ноги у меня начинают болеть очень сильно, если меня подбросит в машине на кочке, а меня в этой поездке подбросило не один раз и даже не два и ноги болели. Боль была жестокой, сильной, тупой, ноющей и настолько обыденно-привычной, что я отказалась от столь заманчивого предложения, к тому же я была уверена, что делать надрез на пальце станут лишь, когда я буду лежать на кушетке, и колени смогут отдохнуть во время извлечения спицы. Через некоторое время нас пригласили в кабинет. В кабинете царил минимализм. Кушетка у стены точно такая же, как и в коридоре. Белые гладкие стены, один стул, одно компьютерное кресло и два стола-близнеца на одном стоял белый плоский компьютер, а на втором столе почти ничего не лежало, кроме аккуратной стопки каких-то документов. За полупустым столом сидела женщина в белом медицинском халате лет сорока пяти на вид, стройная, светловолосая, сероглазая в очках. Она была медсестрой. За компьютером сидел мужчина лет тридцати на вид, черноволосый, коротко стриженный, голубоглазый, с приятным лицом. Но отчего мне этот доктор очень не понравился, уж слишком отрешенным он мне показался. Мама стала показывать мои рентгеновские снимки с двумя спицами и снимок с одной спицей рассказала про операции и про то что одну спицу вылезла наружу, и мама её вытащила, а вторая внутри и причиняет мне боль и её надо срочно вытащить.

Мамино объяснение было лаконичным и насколько было возможно - четким. И само объяснение заняло менее десяти минут, и я в очередной раз похвалила себя за то, что год назад в день своего восемнадцатилетние подписала доверенность, которая позволяла родителям вести все мои дела в течение десяти лет. Доверенность была сделала, потому что не все важные здания оборудованы для инвалидов-колясочников так чтобы была возможность в них заехать и в них передвигаться на электроколяске, так что меня всё равно кому-то из родителей приходилось сопровождать в каждой поездке. Пока мама рассказывала, я думала, как покороче и поточнее описать свои болевые ощущения, когда врач будет осматривать мою ногу, но из задумчивости меня вывели слова доктора.

-Мы подкожными делами не занимаемся. - равнодушно произнёс врач, не глядя нас.

Я переглянулась с родителями и во все глаза уставилась на молодого доктора, но тот продолжал что-то печатать, но через несколько минут сдался и посмотрел мне прямо в глаза. Я ответила на его раздраженный взгляд своим пристальным и рассерженным взглядом. Сказать, что я была удивлена словами врача - это ничего не сказать. Я была глубоко шокирована. Как это? Как это не занимаемся? Это ведь шутка - правда? Маму же заверяли, что спицу вытащат и притом, как я поняла - абсолютно бесплатно. Черт возьми, мы не можем уехать ни с чем! Это немыслимо просто! Эмоции захлестнули меня, время как будто бы остановилось. Мысли в моей голове завертелись словно в бешеном ослепительно-ярком калейдоскопе. Для меня прошла вечность, а в кабинете прошло всего несколько напряженных и тягучих минут. Медсестра смотрела в сторону врача с явным осуждением, но высказать своё мнение не решилась. Мужчина всё-таки