Литвек - электронная библиотека >> Николай Николаевич Тимохин >> Самиздат, сетевая литература и др. >> Любовь до гроба (СИ) >> страница 4
рукам, чего там! - и в ответ девушка протянула Дипунову свою ладошку.

- Заметано, - уточнил спорщик и звонко хлопнул своей ладошкой по ладони Бараковой.

Тут внимание молодежи привлек легкий шум: шаги по траве, а затем несколько непечатных слов на тему: "Как у вас здесь темно..." Из кустов на волейбольную площадку вышла раскрасневшаяся и слегка покачивающаяся Людка. У нее в руке была маленькая сумочка и легкий жакетик.

- О! А вот и Люда пришла, - обрадовался Дипунов и с хитрецой подмигнул Снежане.

Девушка все поняла и в ответ засобиралась:

- Мне тоже надо двигаться. Как говорится - ботинки жмут и нам не по пути!

Следом за ней, как по команде, поспешили и два товарища Дипунова, с которыми он пришел в школу. Но уже за воротами школы молодежь разбрелась кто куда.

- И мы пойдем тоже, - сказал Виктор Людке. - У меня есть одно укромное местечко. Там и отдохнем.

Наступал рассвет, и девушке действительно очень хотелось спать. Да и выпитый алкоголь безжалостно делал свое дело. Дипунов слегка приобнял покачивающуюся Людку, и они, выйдя за территорию школы, вместе шагнули в темноту...

3

Когда уже под утро после своего выпускного вечера Семен пришел домой, то мама не спала и ждала его. Женщина заметила, что сын невесел, но решила, что парень устал и хочет спать. И все же ей не терпелось узнать, как прошло торжество. Ведь почти сразу после вручения аттестатов зрелости, и едва успев поздравить сына, женщина ушла домой, так как почувствовала себя неважно. Начались танцы, загремела музыка, и у нее подскочило давление.

- Мама, да все прошло хорошо, не беспокойся, просто я хочу очень спать, - ответил на вопрос матери Семен.

- А как же Люда, твоя девушка, ты с ней танцевал?

- Мам, она еще пока не моя девушка, я же тебе говорил. Просто я очень хочу, чтобы она ей стала. Да, мы с ней потанцевали. Все было замечательно.

И Семен прошел в свою комнату. Несмотря на столь ранний час и бессонное времяпровождение, ему не спалось. Он постоянно думал о Людке. "Куда она могла деться? Почему не сказала ничего? Хоть бы попрощалась..." Шадров на какое-то мгновенье представил, что ей угрожает опасность, а он спасает девушку из сложной ситуации. И Семакина благодарит парня, они улыбаются, им хорошо. Но Людкина душа - это какие-то потемки, темный лес. И ничего там не разобрать. Не видно. Ночь безлунная и посветить нечем. Разве что разогнать мрак своим сердцем, вырвав его из собственной груди, словно горьковский герой Данко.

Тут парень почувствовал, что его мысли невольно складываются в рифмованные строки и получается стих. Семен никогда раньше не писал стихи, хотя они ему нравились. Шадров много читал, но себя в роли поэта никогда не пробовал. А тут вдруг, схватив ручку и лист бумаги, стал быстро записывать все, что приходило в голову:

Иду я по темному лесу,

По лесу твоей души.

И в самую чащу лезу,

Боясь затеряться в глуши.

Мысли твои - потемки.

И к сердцу не попадешь.

Сверкают твои глазенки,

Меня ли к себе зовешь?

Открой, покажи свою душу,

Не надо пускать темноты.

Я не боюсь, не струшу,

Ведь та темнота - это ты.

Темноту пробивает лучик,

Этот лучик - моя любовь.

Тебя он собой замучил,

Но он здесь, не уходит прочь.

Ты не думай, что это случай.

Вся сама ты - темная ночь.

Как Данко, вырву я сердце,

Чтоб темноту превозмочь.

Возьму и открою дверцу...

Ты мне не хочешь помочь?

И только когда Семен дописал последнюю строку и прочитал все, что у него получилось, то немного успокоился и на несколько часов заснул. Утром парню захотелось показать свое творение матери, ведь она должна его оценить. И по ее реакции будет понятно, дарить этот стих той, кому он и был адресован или нет.

- Я, конечно, не специалист в области поэзии и тем более не литературный критик, - начала разговор с сыном женщина, - но сразу скажу, что недурно. Для первого раза неплохо, только надо бы над текстом еще поработать. У тебя кое-где размер стиха хромает, строки рваные получаются и неровные. Это даже на слух улавливается.

- Но, мам, я же не собираюсь его в журнал или газету посылать для публикации. Всего лишь подарю своей девушке, той, кому оно и адресовано.

- Пойми, - возразила мама Семена, - поэзия - это творчество, труд. Работа, если хочешь. А любое дело надо изначально делать или хорошо, или вообще тогда не делать. К тому же ты здесь рассуждаешь о Данко. Я по школе помню, что он - персонаж третьей части рассказа Максима Горького "Старуха Изергиль", пожертвовавший собой и спасший свой народ с помощью горящего сердца. А ты собираешься жертвовать собой ради одного человека. Ей это надо? Если любовь жертвенная - она недолговечная и некрепкая.

- Ну, я хотел сказать, - стал объясняться юный поэт, - что у меня к ней любовь до гроба, понимаешь?

- Нет, не понимаю! Что значит - до гроба? Любовь с оговорками, ограничениями? Настоящая любовь, она бессмертна. И душа, оставив бренное тело, обязательно найдет на небесах свой объект земной страсти. И уже там они будут вместе навечно. Усек? А ты говоришь - до гроба.

- Ты знаешь, мама, - не унимался сын, - я совсем не могу представить себя старым. Мне кажется, что я просто не доживу до такого состояния.

- Брось, сынок, - резко сказала женщина. - Не пори чушь! Каждый человек не может представить себя стариком, потому что так устроен организм. В своем подсознании человек должен жить только настоящим и надеждами на светлое и счастливое будущее. Которое, по сути, и есть в его руках. И если человек будет здоров и жизнерадостен, то, в общем-то, он не станет обращать внимание на свой возраст. И тем более зацикливаться на этом.

После этого недолгого разговора с мамой Семен все же решил подарить свой стих Людке. Но сегодня и завтра он ей звонить не станет, как бы ему этого ни хотелось, а выдержит паузу. Пусть Семакина задумается над своим поведением.

А Людке и вправду было над чем задуматься. Когда она проснулась ближе к полудню на каком-то чужом широком диване в незнакомой квартире с тяжелой головой, тошнотворным состоянием и непроходящей сухостью во рту. Она окинула взглядом незнакомое помещение. И обомлела...

В небольшой плохо убранной душной