Магнолия. Если бы раньше вы спросили, чем знаменит этот город, вам бы сказали пройти через его центр, мимо собора Сердца до конца улицы: долгие годы там величественно возвышалась лучшая гильдия Фиора — Хвост Феи. Она прославилась не только силой и храбростью ее членов, но и непомерным буйством и безбашенностью их же. В любое время суток из здания гильдии можно было услышать задорные крики или шум очередной потасовки, при которой из окон — и иногда проламывая стены — вылетали люди, стулья, столы и прочая мебель. И хотя жители ворчали на излишне шумную гильдию, они любили Хвост Феи и знали, что ее маги примчатся на помощь любому в любой момент.

Так было семь лет назад. Пока шестнадцатого декабря семьсот восемьдесят четвертого года остров Небесного Волка, на котором гильдия проводила экзамен на старшего волшебника, ни был уничтожен Акнологией. Поиски выживших велись шесть месяцев, однако никто так и не был найден. Хвост Феи постепенно стал сдавать, лишившись своей главной силы, и спустя некоторое время был выселен на окраины Магнолии, где едва мог поддерживать свое существование.

Однако сейчас вновь можно было услышать крики и шум из ветхого здания, ведь случилось чудо — спустя семь долгих лет пропавшие волшебники вернулись! По этому поводу гильдия буянила вот уже целую неделю и, кажется, не собиралась прекращать. Все были счастливы и не скрывали слез, они с улыбками расспрашивали друзей о самочувствии и всякий раз старались, как бы невзначай, коснуться кого-то из них, в душе боясь, что это лишь мираж, плод их воображения. Однако нет! Все они были настоящие, живые! Не это ли повод побуянить и вспомнить прошлые, наполненные весельем и смехом, деньки?

К сожалению, были не только мгновения счастья, но и печали. Семь лет — долгий срок, и за это время успело многое случиться. Люси до самой смерти не забудет тот миг, когда она прочла письмо отца. Горячие слезы тогда потекли из ее глаз, скатываясь по щекам и капая на исписанную красивым почерком бумагу. Ей было так больно и грустно, что, казалось, сердце вот-вот разорвется на части. Особенно плохо ей было от мысли, что она не успела всего на месяц. Еще четыре недели назад ее отец был жив… Но судьба не разрешила им встретиться вновь.

После того дня Люси часто ловила себя на мысли, что хочет стать маленькой. Как бы вернуться в то время, когда мама и папа еще были живы, но всякий раз она отметала эту мысль, напоминая себе, что родителей больше нет. Однако это не изменяло того факта, что девушка скучала по тому далекому чувству семейного тепла, которое она уже едва помнит, по ласковым словам, с теми чудными интонациями, которые она так любила, по тихим вечерам, когда все собирались в одной комнате, и хотя занимались каждый своим делом, но чувствовали беспричинное счастье.

Люси любила тайком наблюдать за семейной идиллией Штраусов, особенно после всего, что произошло. Она видела, насколько сильно они привязаны друг к другу. Это выражалось и в легких, незначительных касаниях, и быстрых, одним им понятных, взглядах, и фразах, оконченных на полпути, но понятых друг другом — все это показывало насколько они сплоченная и дружная семья. Люси не могла похвастаться такими же крепкими узами, но все равно порой мечтала стать маленькой и встретиться с родителями.

«Ах, если бы это было возможно!» — сидя посреди посапывающих после пьянки согильдийцев, думала девушка, — «Как бы я хотела вновь стать ребенком!» — сжимая в руке последний подарок отца — маленький кулон в виде хрустальной капли, с отчаянием подумала Люси и закрыла глаза. Она желала провалиться в сон и хотя бы там увидеть исполнение своей мечты, но вопреки этому, она внезапно почувствовала какую-то странную легкость, и мир будто перевернулся, засиял ослепительными красками и, спустя миг, потух.

«Как же кружится голова…» — была последняя мысль угасающего сознания юной волшебницы.

***

Пробуждение было не самым приятным. Нацу сонно потер глаза и слегка придержал ноющую голову. Да, последние две кружки явно были лишние. Рядом, явно разделяя мысли парня, постанывало какое-то тело, одетое лишь в семейники. Без каких-либо угрызений совести Нацу пару раз пнул ледяного волшебника, пока тот еще не пришел в себя. Оглянувшись, убийца драконов не мог не отметить, что нынче ночью согильдийцы превзошли самих себя в плане массовой попойки. Например, недалеко от него валялся Эльфман с почему-то надетым на голову ведром, а чуть левее в позе «едва ли не инцест» расположились полуголые сестры Штраус. На барной стойке, свесив руки и ноги, распласталась Дождия, полностью перемазанная то ли каким-то кремом, то ли зубной пастой. Держа ее за ногу, уснула Кана, пока ее саму за талию обнимал Гилдартс с самой счастливой и глупой улыбкой на лице, которую Нацу когда-либо у него видел.

Чуть в стороне, за перевернутым столом, была целая гора наваленных друг на друга тел, перевязанных не то красными от вина бинтами, не то ленточками. Недалеко от сей живописной картины, прислонившись спиной к стене громко храпел Гажил, а у него на коленях, уткнувшись лицом в пол, сопела маленькая чертовка Леви. Спросите, почему «чертовка»? Да потому, что этому обычно трезвому ангелу никак нельзя давать алкоголь, иначе именно она заставит вас прокатиться верхом на швабре, поддерживаемой не менее пьяными, а от того конкретно хреново летающими кошаками, станцевать на пылающем столе или на спор попытаться съесть молнию Лексуса. Кстати о последнем, а точнее о Громовержцах. Их тела были живописно раскиданы по всей лестнице, ведущей на второй этаж, в самых неожиданных и непредсказуемых позах.

Но верхом экспрессионизма в художественном расположении тел стали кошаки! На доске заказов за свой неизменный рюкзачок был прикован Хеппи, передние лапки которого сжимали чьи-то трусы, а сам он с явным наслаждением прикусывал свой хвост. Все за те же трусы держался Лили, привязанный к ним скрученными в трубочку заказами, кажется, высшей сложности. Завершала картину Шарли, чей хвост неведомым образом был прицеплен к хвосту Хеппи, образуя таким образом некую петльку. Даже Эльзу и Венди умудрились споить до невменяемого состояния, так что эта парочка сейчас делила один доспех соблазнительности на двоих, который едва-едва не открывал все «самое интересное».

Разглядев сие художество, Нацу вдруг подумал, что чего-то не хватает. Убийца драконов посмотрел направо, затем налево, мельком отметил сломанную дверь и новую дырку в стене, напоминающую очертаниями человека и чьи-то торчащие из