Когда ему все-таки надоело смотреть в темноту, он глянул в костер. В танце рыжих язычков ему стало мерещиться что-то, и он подтянулся ближе. Ему казалось, он случайно, буквально на одно мгновение увидел очертания дома, а потом они поплыли, и он вспомнил Гунтера, от которого исходил жар горна – наверное, мальчик оторвал кузенца от работы. Глаза закрывались сами собой, топор стал выскальзывать из рук…
Волчий вой застал его уже во сне и ужалил прямо в сердце. Ротгер вскочил. Его руки бесстыдно дрожали, предплечья будто бы свело стальным обручем. Нужно было выхватить горевшую палку из костра, нужно было оглядеться, но он не мог даже повернуть голову на звук. Волк завыл вновь, и вторая вспышка страха вывела мальчишку из оцепенения.
Варг вышел к нему почти бесшумно. Огонь не пугал зверя: казалось, громадная бестия может потушить костер одним ударом когтистой лапы. Он был как волк, только хуже: красные, как капельки крови, глаза хмуро следили за человеком, огромные клыки не помещались в пасти, от чего нижняя губа была оттопырена и на землю капала вязкая волчья слюна.
Ротгер несколько раз промахнулся, пытаясь схватить древко топора, висевшего на поясе. Варг же не приближался. Он скалился и пружинил ноги, внимательно следил за руками мальчишки - но не двигался с места.
Ротгер слегка наклонился, ища устойчивости, краем глаза уловил что-то необычное у волка на брюхе – и понял, в чем было дело.
Страх ушел сам собой, его словно смыло волной тепла, которое тут же приласкало каждую венку. Ротгера все еще трясло, но уже от нараставшего возбуждения.
Из разорванного брюха животного капала на землю темная, бурая кровь.
Ротгер держал топор, как дровосек, а не воин, но он не думал об этом. Его взгляд и мысль застыли на раненом звере, он вдруг почувствовал огромную силу в своих мышцах. Варг не приближался, он был ранен, значит – боялся. Значит – Ротгер был сильнее. Это был его шанс, это была лучшая возможность в его жизни!
Ротгер зарычал. Мальчишеский голос звучал со стороны жалко, но ему показалось, что он рычал не хуже хищника, и он перехватил топор. Один бросок. Один прыжок, все краски слились друг с другом, зазвенели мышцы под кожей. Ощеренная зубами черная бездна развезлась навстречу, и помесь боли с темнотой поглотила мальчика.
8
Эдан лежал на каменных ступенях входа в катакомбы – и одновременно парил над ней, наблюдая за собственным бесчувственным телом. Холодные потоки воздуха надежно держали его крылья, зоркий взгляд был способен увидеть даже струйку крови, текущую из разбитого виска мальчишки, который распластался внизу. Эдан недоуменно каркнул и спланировал вниз, мягко приземляясь на грудь бесчувственного юноши. Над ними обоими возвышалась какая-то тень. Она заслоняла собой вход в курган. Эдан каркнул на нее, но она осталась невозмутима. Тогда он попытался пролететь ее насквозь. Ему навстречу задул вихрь горячено воздуха, буквально выламывая вороненку крылья. Тот отчаянно захлопал ими, но вихрь был тем крепче, чем отчаянней птица пыталась попасть вовнутрь.
Эдан, распластанный на ступенях, дернулся и скривился от боли. Он хотел попасть внутрь, но его что-то держало. Сначала он решил, что это страх, и просто прикладывал все больше сил, но потом ощутил иное.
Он не мог войти в курган, потому что, если он это сделает, он перейдет какую-то черту, которую нельзя переходить.
Ворон оторвался от горячего потока, сделал крутую петлю над руинами, и недовольно закаркал.
«Что значит нельзя?! Как может быть нам что-то нельзя?! Кто смеет нам запрещать?!»– кричал он.
Эдан задумался. Почему нельзя? Запретили. Кто? Ощущение «нельзя» казалось очень знакомым, оно было не одно, оно было обрамлено, как самоцвет в металл, в другое ощущение, такое знакомое и привычное, что Эдан никогда бы не обратил на него внимания раньше.
Ворон снова бросился на тень, но тени уже не было, вернее, она сгустилась в плотные очертания огромного человеческого тела. Это был мужчина.
Очень знакомый мужчина.
Это был отец.
А потом яркие, темные краски гнева, отвращения, неуверенности, усталости и жажды ударили по глазам, пронзили выламывающей кости болью и ворона, и мальчика, и фигуру отца. Эдан, лежавший на камнях, поднялся и бросился прямо на тень – одновременно с вороном, который ударил тени в голову. Птица и мальчик провалились куда-то вниз и слились вместе. Тень осталась за спиной, а потом задрожала и растворилась в воздухе, забирая боль вместе с собой.
9
Ротгер поднял руки и уткнулся во что-то шершавое и липкое. Он дернулся, и все тело тут же пронзила боль. Он лежал на твердом камне, и отовсюду тянуло сыростью и странным, душным теплом. Он открыл глаза, хоть и с большим трудом: голова казалась сейчас большим глинным горшком, доверху набитым кашей. Вокруг была плотная, вязкая чернота. Ротгер жмурился и снова открывал глаза, но чернота не уходила, она продолжала давить на глаза… и легкие. Дышать тяжело. Очень. Ротгер стал шарить руками по всем сторонам, но вокруг был только твердый и рыхлый, почему-то теплый камень. Тогда Ротгер ударил ногой, и нога врезалась в ту же рыхлость и вошла в нее наполовину. Земля! Это же земля! Ротгер с огромным трудом сделал вдох, повернулся на бок, куда-то провалился – и понял, что впереди нет преграды. Он попытался встать, но только ударился головой о рыхлый свод, и крошки земли и пыли тут же засыпали глаза. Как он тут очутился? Он не помнил. Там, где раньше было прошлое, у него была большая черная стена. Мальчик встал на четвереньки и медленно пополз вперед.
Впереди засветилось белое, невозможно яркое пятнышко, а потом что-то завозилось и зашуршало, и заслонило его собой. Ротгер поднял голову – и увидел два похожих на капельки крови глаза. Вонючий запах мокрой шерсти и гниющего мяса ударил по ноздрям. «Черная стена» прошлого рухнула, и Ротгера окружили яркие картинки воспоминаний. Ну конечно, тот самый раненый варг! Мальчик напал на него, чтобы убить, ведь это был бы его первый подвиг, который покроет его славой. Что было после того, как он ринулся на варга, Ротгер не помнил, но он уже и не боялся, и нескованный страхом рассудок подсказывал, что делать. Ротгер ощупал себя одной рукой и наткнулся на ручку второго топора, для рубки деревьев. Он не видел, но буквально чувствовал варга, и понял, что здесь очень узко, что варг выше его,