Литвек - электронная библиотека >> (Astrid Martell) >> Самиздат, сетевая литература и др. >> Kriegerlegende I: Состязание оружейников (СИ) >> страница 4
тролли, ведьмы… и холод, ужасный ноябрьский холод, который может вывернуть его легкие наружу.

Ротгер понял, что дрожит.

Лесная земля была похожа на огромные застывшие волны из-за поросших мхом древних корней. Сосны своими густыми кронами оберегали вечный лесной вечер, и странное, бледно-красное растение повсюду оплетало их стволы. Со всех сторон было слышно какие-то шорохи и скрип первого снега, и рука мальчика то и дело сжималась на древке топора, висевшего у него на поясе. Он глядел в оба, искал ясень и одновременно стерег пространство.

Только вот ясеней в хвойном лесу не было.

Ротгер сначала пытался считать время по собственным вздохам, но быстро сбился и стал ориентироваться на чутье. Прошел час, другой, он уже почти бездумно бродил от сосны к сосне, голова немного кружилась, а солнце прикоснулось к горизонту. Он уже не чувствовал ни мочек ушей, ни кончиков пальцев. Он смотрел на солнце отчаянно, словно бы умолял не садиться, подождать еще буквально полчасика…

Мальчик остановился у какого-то кустика, облокотился на еловый ствол и согнулся чуть ли не пополам. Ноги и поясница ужасно ныли. Где же эти ясени? Неужели кузнец обманул? Решил подшутить над ним? Ротгер злобно пнул дерево, на которое только что облокачивался, и едва увернулся от тут же упавшей шишки.

Придется разводить костер.

И ночевать в Удельвальде.

«О, Годан, я не хочу умирать сегодня. Я хочу умереть через много лет, в бою с врагами моей земли», - думал он, подыскивая подходящий клочок земли.

И словно бы отвечая на его мысли, где-то далеко раздался первый волчий вой.

6

Эдан мог бы преклонить колено, если бы только у него был меч. Он мог бы почтительно склонить голову, произнося слова славы и тайно завидуя тому, кто был потомком похороненных здесьвоинов. Но вместо этого он стоял в оцепенении перед огромной каменной колонной, на которой был вырезан ощеривший пасть волк, и не мог даже шумно вздохнуть.

Темно-зеленый вьюнок змейкой извивался вокруг стен заброшенной гробницы, беспорядочно свисал с карнизов и обвивал остатки крыши. Огромные лапы древних елей словно пытались пробить стены дома, и нескольким это удалось. Гигантские корни сосен сражались с каменным фундаментом, а трава уже практически победила полуразрушенные ступени, которые уходили куда-то в дышавшую потусторонним холодом черноту Хельденгруфта. Лес жил несгибаемой волей этих деревьев, и своей жизнью пытался обнять, принять в себя или уничтожить мертвые каменные стены древней усыпальницы. Храм Фрейи в северных лесах, где был однажды Эдан вместе с отцом, будто был частью древнего леса, будто бы его деревянные колоны были деревьями, а каменные стены – скалами. Но эта гробница не могла стать частью леса: она казалась прорехой в пространстве, которую лес пытался залатать, но не мог.

Воспоминание об отце некстати смешалось с другими чувствами. Невольно Эдан представил, что сказал бы его отец, если бы он увидел этот мертвый курган, под каменными плитами которого, как верили местные, все еще жили призраки. Здесь уже несколько веков никого не хоронили, сжигая мертвых в погребальных кострах,но когда в округепропали несколько мальчишек и одна девчонка, крестьяне стали обходить руины десятой дорогой. Отец бы сюда не вошел. Это было опасно и неправильно.

Эдан подошел поближе, дотронувшись рукой до одной из колонн. Гулкий хруст опавшей хвои под ногами только подчеркивал неестественную тишину этого места. Юноша провел руками по холодному потрескавшемуся камню и лбом прислонился к стене гробницы. Холод, такой не похожий на сырую прохладу ноябрьского леса, сковал его еще сильнее. И от этого холода замерзало не тело, но сердце. На мгновение исчезли и лес, и гробница, и Эдан стал видеть только себя. Образ становился все плотнее, и Эдан понял, что видит самого себя на пороге смерти. Он будет похоронен в этой гробнице? Нет, нет… где-то очень далеко.

И отец его, обреченный умереть в собственной постели, завещавший ему… жить только наполовину, он доживет до старости и не увидит прекрасной смерти сына.

- Кар-р!

Над ухом хрустнула ветка. Эдан очнулсяи повернул голову на звук. На толстой еловой ветви сидел огромный ворон и глядел на Эдана умным, насмешливым взглядом, словно бы знал какую-то тайну его будущего, но лишь ради собственной забавы не собирался ее рассказывать.

Эдан глядел в бездонный вороний глаз, и ему казалось, будто бы его разумраспался на две части, и это он сейчас сидел на еловой ветви и сверлил самого себя презрительным взглядом блестящих влажных глаз. Но оцепенение прошло, стоило ворону снова каркнуть.

- Ты вестник Всеотца или злобный мне дух? – тут же спросил мальчишка, сделав шаг назад.

Ворон наклонил голову набок. Видимо, это был ответ.

- Я не нарушу покоя мертвецов. Я только спущусь в пещеры под курганом и убью кобольда. Моему мастеру нужна его кровь.

- Кар-р?!

Эдан был готов поклясться, что птица спросила: «Обещаешь?». И он, не успев даже подумать, что делает, ответил вслух: «Да!». Эдан протянул ворону руку, но гордая птица только взмахнула карбоновым крылом и улетела, ударив резким порывом ветра Эдана в грудь. Эдан пошатнулся, уставившись пустым взглядом в тревожно дрожавшую ветку, где сидел ворон. Он вдруг почувствовал, что с трудом может вдохнуть, он отчаянно пытался проглотить еще воздуха, холодного свежего воздуха, но лес вокруг закружился и пошел красными пятнами, и мальчик почувствовал только, как падает на мелкие острые камни разрушенных ступеней.

7

Ротгер ощутил, как все мышцы скрутило жгучей болью страха. Он вслушивался в тишину, но воя больше не было. Тогда он схватил висевший на поясе топор, быстро отыскал старое упавшее бревно и стал рубить на дрова. Выбора не было: поиски ясеня придется продолжить завтра. А сейчас огонь защитит его. От холода, варгов, кабанов, троллей – ото всех!

Сосны протяжно скрипели, покачиваясь в сторону юга. В ответ их голосам раздраженно трещали сосновые бревна в маленьком костре. Хвойные лапки занимались быстро, но земля была слишком сырой, и огонь едва ли горел. Мальчик так сильно склонился над огнем, что еще немного, и он опалил бы себе волосы и брови.

Теперь он сидел напротив костра и крепко сжимал во вспотевших ладонях рукоять железного топора. У Ротгера болели ноги и ныла поясница, он очень устал, но спать было нельзя – и