Литвек - электронная библиотека >> (S Lila) >> Любовная фантастика и др. >> The world of Fantasies (СИ) >> страница 2
единственный выход — отключить их, чтобы не ощущать больше эту дикую боль, выворачивающую душу наизнанку. Просто отключить. И всё. Боль тут же утихнет. Это ведь так просто.

========== Suffer from Halloween, The Great And Terrible (Клаус/Кэролайн) ==========

— Сиди смирно, иначе попаду этой кисточкой тебе в глаз, — шикнула на мужа Кэролайн, выводя аккуратные линии на его лице специальными красками, делая из него зловещего графа Дракулу, по прихоти трёх очаровательных особ, весело хихикающих, сидя на пушистом ковре.

Клаус злобно поджал губы, зыркнув на них строгим взглядом, вынудив поспешно отвернуться, и вновь посмотрел на Кэролайн, упрямо сжимая пальцы в кулаки и сводя брови к переносице, состроив обиженную мордашку.

— Я и так вампир, Кэролайн. Какой смысл раскрашивать меня этой дрянью? — пробурчал недовольно он, поморщившись от очередного липкого мазка краски, не понимая каким образом этому женскому настойчивому сообществу, во главе с неугомонной мамочкой, удалось его уговорить отмечать Хэллоуин.

— Потерпи, — мягко улыбнулась ему она, — Если будешь себя хорошо вести, то я позволю ночью раскрасить своё тело, — шепнула бывшая мисс Форбс, доверительно подавшись к нему чуть навстречу.

Клаус же резко вскинул голову в ответ на эти слова, расплываясь в широкой улыбке, и обвил её талию руками, ещё чуть ближе притягивая жену к себе, смотря на неё снизу-вверх, так коварно и многообещающе, заставляя её нервно сглотнуть, усилием воли заставив себя вернуться к кропотливой работе.

— А что мне будет за те десять тыкв, что я освежевал? — вопросительно изогнув бровь, поинтересовался он, с любопытством наблюдая за малейшими изменениями её мимики.

— Клаус, это же Хэллоуин, — наиграно тяжело вздохнула она, — У нас трое детей, ты можешь быть не таким Скруджем?

— Сейчас не Рождество, дорогуша, — хмыкнул Майклсон, ловко подметив её промах, — Неудачное сравнение.

Кэролайн закатила глаза, предусмотрительно прикусив свой острый язычок, понимая, что в словесной перепалке с ним у неё нет шансов. Как вообще можно спорить с этой ходячей энциклопедией, которая знает всё на свете?

— Ну вот, — придирчиво оглядев результат своих трудов, заключила Кэролайн, довольно улыбнувшись, — Готово.

— Я получу сегодня поцелуй от коварной ведьмы? — многозначительно посмотрев на её остроконечную шляпу и старомодный корсет, невинно поинтересовался Клаус, обхватив её бедра руками и чуть сжав их, срывая тихий стон с её губ.

— Хоть сто, если ты не будешь бурчать как вечно недовольный жизнью старикашка, — усмехнулась Кэролайн, склоняясь к нему ближе и касаясь своими губами его губ, мягко и игриво, вынуждая его довольно улыбнуться и чуть смягчиться.

Клаус тут же притянул её к себе, усадив сверху, зарываясь пальцами в шелковистые волосы, уложенные в аккуратные локоны, нервным движением скидывая глупую шляпу с её головы и тут же углубляя поцелуй, страстно сплетаясь с её языком, поглощая всю её этим жгучим поцелуем.

— Фу-у-у-у, — раздались синхронно три детских голоска, вынудившие взрослых резко отстраниться друг от друга и перевести взгляд на три хитрых личика, во всю наблюдающих за ними. — Они слюнявятся, — протянули девочки, переглянувшись между собой, и смешно скривились.

Увидев это, Кэролайн заливисто засмеялась, пряча голову у него на груди и ощущая, как его тело трясется в беззвучном смехе, а сильные руки обвивают её талию, крепко обнимая, даря ощущение безопасности и безграничного счастья, наполненного семейным теплом.

========== Love full of pain (Клаус/Ребекка) ==========

Грань между тем, что приносит нам боль и что поддерживает нас, гораздо тоньше, чем можно подумать. И этой самой гранью, причиняющей умело боль и возносящей на вершину блаженства, была она. Та, чей голос он так отчётливо сейчас слышал в темноте, беззвучно ступая по их следу, загоняя всё глубже и глубже в лес, улавливая запах их страха. Её страха, отчего-то ставшего для него усладой, словно выдержанное в дубовых бочках вино. Такое насыщенное и терпкое, дарящее неповторимое послевкусие и распаляющее голод, вызывающее жажду крови, её и того ублюдка, кто посмел её отнять.

Он слышал беспокойный стук их сердец, тревожный шёпот, живо представляя тот момент, когда вырвет её предательское и лживое сердце из груди, так же как она поступила с ним, оставив на грязном полу психбольницы с клинком в груди, дарящем агонию, которая ей покажется лёгким отдыхом, перед тем, как он покажет ей все оттенки боли, заставив мучиться от каждого вздоха.

Его дражайшая Ребекка, его любимая сестра, стала той, кто сумел причинить ему боль. Адскую. Нестерпимую. Незабываемую. Ранее не испытанную. Клаус навсегда запомнит ту жуткую секунду, когда узрел правду. Именно Ребекка была той, кто привела Майкла в город. Она предала свою семью, поставив их жизни под удар, лишила его дома, сына, чьё сердце забрала в свои коварные сети, лишь для того, чтобы быть вместе с очередным — недостойным — её мужчиной.

А ведь он даже позволил ей тогда быть счастливой, по глупости решив, что хватит уже причинять ей боль. Пора отпустить. Пора позволить ей обрести своё собственное всегда и навечно с другим, избавив от столь омерзительной связи с братом, великодушно позволив ей забыть о тех жарких ночах, о грубых поцелуях, распаляющих страсть своей запретностью ещё больше. Впервые Клаус готов был пойти на жертву и так нещадно поплатился за это.

— Пожалуйста, — всхлипнула Ребекка, замерев посреди поляны, как только её брат показался из-за деревьев, пятясь назад и уповая, что сил у Марселя хватит, чтобы хоть ненадолго замедлить его, хотя бы на чуть-чуть, чтобы выиграть время, лишь пару секунд хватит.

— Ну же, сын мой, не прячься, — усмехнулся Клаус, переводя взгляд серых глаз, горящих жутким янтарём, чуть влево, как раз туда, где прятался предатель, ожидающий момента напасть, как всегда, подло и исподтишка; но время игр прошло.

Марсель медленно вышел из своего скудного укрытия, затравленно смотря на своего создателя и, по правде говоря, беспокоясь лишь о своей жизни. Чувства к Ребекке безусловно были, живя где-то в его сердце отблеском былой любви, трепетной и самой первой. Такой светлой, но омрачённой в очередной раз непонятной для него ревностью её брата. Разрушительной, сносящей на своём пути всё, пропитанной столь сильной яростью, вызывающей непроизвольную дрожь.

— Скажи мне, Марселлус, — издевательски