чем-либо забыть.

— Нет, правда презабавные уродцы, — не унимался Нимрод. — Ну почему почти все младенцы напоминают Уинстона Черчилля? Или Бенито Муссолини? Все как один страдают недержанием, крикливы и драчливы, словно галки. Не говоря уж о неуемном желании быть пупом земли.

Сестра Нимрода, Лейла, тоже, как и он, джинн, сидела насупившись на больничной койке и слушала бестактные комментарии брата с растущим раздражением. Сами же близнецы, чувствуя брезгливость и отвращение дяди Нимрода, начали хором подмяукивать, точно пара голодных котят.

— К тому же близнецы! — добавил Нимрод погромче, чтобы перекрыть детский писк. — Такая обуза для тебя, сестренка. Смотрю я на этих зверенышей и начинаю верить легенде об основании Рима. Близнецов Ромула и Рема положили в корыто и пустили вниз по реке Тибр, а спасли их волчица и дятел. Кстати, эти двое долбят по ушам не хуже дятлов. Слушай, а как они лапами-то размахивают! Прямо как недоваренные омары.

— Это все, что ты хочешь сказать? — спросила Лейла, терпеливо улыбаясь. — Ты прилетел из Лондона только для того, чтобы наговорить гадостей о моих младенцах?

— Гадостей? Я? Отнюдь! — возразил Нимрод и поднял с пола коробку из-под обуви. — Я, их единственный дядя, привез им традиционный джинн-подарок: настоящую масляную лампу. Две лампы: по одной на брата. Точнее — на брата и сестру. И заметь, не какие-нибудь оловянные, с малазийского базара. Эти лампы сделаны из настоящего серебра. Ценные, старинные вещи. Времен Османской империи. А интерьерчики внутри угадай чьи? Отделаны щедрой рукой мастера, вашего покорного слуги…

— Вот и отлично. Можешь забрать лампы обратно в Лондон, — сказала Лейла. — Мои дети не будут воспитываться как джинн. Они будут людьми.

— Запали мою лампу, Лейла! — воскликнул Нимрод. — Что ты имеешь в виду?

— То, что слышишь, — ответила его сестра. — Почему бы им не стать людьми? Их отец — человек.

— И очень достойный человек, — сказал Нимрод. — Но эти дети никогда не смогут стать мундусянами. Ты это прекрасно знаешь.

— Буду признательна, если ты не станешь больше употреблять это слово, — процедила Лейла.

— Мундусяне? — воскликнул Нимрод. — Почему нет? Кто же, по-твоему, люди, как не мундусяне? Послушай, сестренка, джинн-сила передается по материнской линии, тут уж никуда не денешься. В какой-то момент в недалеком будущем, лет этак через десять-двенадцать, у твоих детей прорежутся зубы мудрости. Тогда произойдет то, с чем тебе и твоему мужу Эдварду останется только смириться. Лейла, твои близнецы — Дети лампы.

— Буду признательна, если ты об этом забудешь, — сухо сказала Лейла. — И оставишь нас в покое. Навсегда. Я не хочу никаких контактов с миром джинн. С тобой в том числе.

— Замечательно, — сказал ее брат, чувствуя себя изрядно уязвленным. — Только помни: оградив ребенка от общения с другими джинн, ты все равно не сможешь оградить его от джинн, что сидит внутри.

В тот же день Нимрод улетел обратно в Лондон.

По возвращении домой он спустился в подвал и принялся заворачивать в газету свой неудавшийся подарок близнецам, серебряные турецкие лампы, поскольку намеревался — до поры до времени — спрятать их в сейф. В этот момент в дверном проеме возник его однорукий дворецкий Джалобин.

— Сэр, в прихожей вас дожидается какой-то человек, — произнес он, причем слово «человек» в его исполнении звучало так, как другой дворецкий, возможно, сказал бы «свинья» или «гиена». — Он желает поговорить с вами, срочно.

— Он назвал свое имя?

— У меня язык не поворачивается, сэр.

— От страха? Он так ужасен?

— Нет, сэр, я не это имел в виду. Просто я несколько затрудняюсь с произношением.

— Все-таки попробуйте.

— Слушаюсь, сэр. — Джалобин привел мысли, губы и язык в боевую готовность и произнес: — Доктор Ручира П. Варнакуласурия.

— Та-а-ак, Джалобин. Вы, кажется, правы. С полпинка не выговоришь. А что он, собственно, хочет?

— Он не изложил свое дело, сэр. Только сказал, что это важнейший вопрос национальной безопасности. Ах да, еще он сказал, что вы были знакомы с его отцом, факиром Муруганом.

— Проводите его в библиотеку, Джалобин.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Джалобин и удалился, что-то бормоча себе под нос.

Нимрод же запер масляные лампы в сейф и тоже отправился в библиотеку. Он действительно был знаком с покойным отцом неожиданного посетителя, известным индусским праведником. В знак своей великой веры и особой святости факир Муруган провел десять лет жизни, сидя на высоком шесте, причем в его грудь и спину были воткнуты восемь кинжалов. В Индии праведники частенько устраивают такие представления, и Нимрод никогда не мог взять в толк, зачем это нужно, хотя ясно видел, что сами праведники — несмотря на все страдания — совершенно счастливы, а Нимрод был не из тех, кто мешает чужому счастью.

В библиотеке его ждал маленький, упитанный человечек в синем полосатом костюме, темных очках и с красивыми золотыми часами на запястье. Манеры у доктора были безупречные — результат хорошего, дорогостоящего образования, полученного в таких заведениях, как Итонский колледж, Гротон, Гарвард, Лондонский университет и несколько знаменитых медицинских школ, в том числе в Бирмингеме и Эдинбурге. Увидев Нимрода, гость поклонился, а затем почтительно поцеловал ему руку, факир Муруган знал, что Нимрод — джинн, и, по всей видимости, сообщил об этом сыну.

После церемонного приветствия доктор сразу перешел к сути своего дела.

— Простите за вторжение, достопочтенный сэр, — начал он. — Я был вынужден вас потревожить, поскольку возникла серьезная угроза национальной безопасности.

— Да-да, — кивнул Нимрод, раскуривая сигару. — Джалобин мне передал.

— Сэр, я — практикующий врач, весьма успешный, работаю на Харли-стрит. Одна из моих пациенток — жена премьер-министра, миссис Уидмерпул. За много лет знакомства я стал ее другом и доверенным лицом. — Доктор Варнакуласурия нервно теребил узел своего галстука, точно был слегка смущен необходимостью упоминать всуе имя столь известного и влиятельного человека.

— Вы меня заинтриговали, — сказал Нимрод, выдувая кольцо дыма, которое тут же приняло форму двух огромных человеческих ушей.

— Очень хорошо! — воодушевился доктор Варнакуласурия, заметив растворяющиеся в воздухе уши. — Очень хорошо. — И затем продолжил, вспомнив о безотлагательности своей миссии: — Сэр, дело состоит в следующем Я полагаю, что в мистера Уидмерпула вселился джинн, и я прошу вас оказать нам любезность и помочь изгнать нечистую силу.

— Изгнать нечистую силу? — удивился Нимрод. — Что заставляет вас думать, что эта