понимание того, что этим программам говорят или что для них пишут, что не одна из этих программ, возможно, имела бы успех в тесте Тьюринга. Если говорить о таких достижениях, то речь идет прежде всего о так называемых вероятностных ограничениях, внутри которых можно двигаться с мнимой свободой. Позволю себе объяснить это на упрощенном примере. Каждый, кто направляется в путешествие с большого железнодорожного вокзала, имеет перед собой огромную сеть сходящихся и расходящихся путей, поворотных пунктов, разворотных платформ, и обычно их бывает так много, что кому-нибудь наивному (например, ребенку) может показаться, что он в состоянии (взвесив количество вариантов, определяемых количеством различных направлений путей) двинуться в совершенно произвольном направлении. Реально же это не так, несмотря на то, какое разнообразие дорог представляет разнообразие рельсов. Когда, однако (здесь оставляю пример), кто-то хочет узнать, каким способом, когда и какой наименьшей ценой он мог бы добраться из Бостона до Парижа, компьютер может, причем синтезированным человеческим голосом, и, одновременно, изображением на мониторе или распечаткой, представить все наилучшие варианты дорожных передвижений. Спрашивающий совета необязательно отдает себе отчет в том, что так точно ему ответил Никто, и поэтому не раз будет склонен ответить: благодарю вас за точную информацию. В этом столько же смысла, сколько и в выражении благодарности стулу за то, что он не рассыпается под тяжестью нашего тела.

Программы, распознающие голос, речь, настраивающиеся на индивидуальные черты речи хозяина, уже функционируют, но, правда, еще не в Польше. Количество совершаемых при этом ошибок постоянно уменьшается. Возможностей для усовершенствований все еще много и вероятно, что связь связей, или огромные массивы модулей, содержащие данные словарей и их языковые правила, приведут к организации имитации понимания, которую неспециалисту будет все более трудно отличить от истинного рассудка. Таким образом, возникает образ серой, туманной сферы, за которой начинает высвечиваться лучик интеллекта, опирающегося на мысль, но скажем себе, что пока все вращающееся вокруг этой темы, или заменители понимания, не охватывает все еще истинные способности человеческого разума. Можно сказать, что мы пока (или в сети, или благодаря компьютеру, оснащенному новейшей и наилучшей лингвистической программой) все еще находимся будто бы в идеальном музее восковых фигур, наделенных достаточной автономией поступков. Таким образом, Пигмалиону может быть в конце концов удастся осуществить процесс оживления, но мы пока находимся от этого венца всех предшествующих усилий специалистов еще достаточно далеко.

Неизбежным является появление противников Интернета, которые необязательно и не всегда являются просто реакционерами. Наверное, можно быть счастливым и без компьютера, лучший довод — то, что я написал несколько десятков книг на обычной механической пишущей машинке, без какой-либо электронной помощи. Английский драматург Джон Осборн (John Osborn) заявил: «Компьютер является логическим продолжением развития человека: интеллект без морали». Правдой является то, что компьютеры ничего о моральности не знают, так как, ничего не понимая, они не могут быть признаны объектами, подпадающими под моральные кодексы. Добавим, наконец, слова Брижитт Бардо (Brigitte Bardote), которая сказала: «Несимпатично в компьютерах то, что способны они сказать только „да“ или „нет“, но не способны сказать „возможно“». Однако время бежит неумолимо, и момент, когда слова госпожи Бардо имели еще некий привкус толкового афоризма, уже прошел. Компьютеры, управляемые операционными системами, основанными на отношении правдоподобия, уже существуют, но компьютер, который мог бы своего пользователя потчевать исключительно вероятностными решениями, мало кого осчастливит.

Краков, март 1998 года.