оживая в тепле, эти зверюги могли запросто поранить своими острыми зубами и когтями человека. Однажды Петька сдуру занес груду промёрзших тушек в тепло, чтобы не заниматься ими на морозе. И пошёл за дровами, а дохляки начали в тепле отходить. Хорошо, что он оставил их ненадолго, потому что, когда вернулся они только начали просыпаться. Хоть эти куры и размером-то всего в две ладони, но зубы у них, как иголки. Одна изловчилась и цапнула его за руку. Хорошо цапнула. Но уже давно зажило, только шрам остался.

Однажды Лаура, наблюдая, как Петька управляется с лодкой, возьми, да и скажи, что на Земле были такие корабли, парусники назывались, которые плавали по ветру. Ветер дует в тряпку, что на палке навешана, гонит корабль, а капитан и матросы бездельничают. В шутку, наверно, сказала, но Петька зажёгся. Нашёл лист пластика, вывел корыто в поле, вскочил в него, взял в руки этот лист уселся, как следует, ногами упёрся, поймал ветер. Корыто и полетело. Ветер в тот день случился попутный. Разогнало его так, что Петька со страху лист бросил, в корыто сел и руками уцепился за борта. И страшно, и весело! Но по полю, что перед заставой, летел Петька на всех порах, чтобы покрасоваться перед бойцами. Только уж перед самым камнем, на котором разгружался, тормозить начал палкой.

И очень ему после этого работа снабженца понравилась. Парус он стал применять и при боковом ветре, и это было даже лучше: скорость не так быстро набиралась.

Короче, после Петькиного изобретения летающего корабля, обед стал пребывать на заставу вовремя и всегда горячий. Справлялся теперь с доставкой Петька в одиночку, и всем это нравилось, особенно ему самому. И с ветерком прокатится, и похвалы выслушает, и трудов, почитай, никаких. Рыжий Петьку похвалил перед всеми и наградил за изобретательность белым тулупчиком. Хорошая награда! Своевременная. Петькин зипун сильно был поношен, да и грел плохо.

Петька летал без боязни, потому что маршрут был хороший, не опасный, раз и навсегда выверенный: лодка ведь двигаться могла только по прямой. Без перепадов высот. Выходил Петька с базы обычно на высоте по колено. К посту же подходил выше человеческого роста и потому причаливал к большому камню, лежавшему на краю поляны. На камне были навалены ветви, в которые лодка и тыкалась носом, если Петька не успевал погасить скорость. В другие места ему летать не приходилось, хотя он и подумывал об этом, но опасался: вдруг обрыв и зависнешь тогда между небом и землёй - кто тебя снимет? А как плавно приземляться он никак не мог придумать.

В этот день ветер был встречный, поэтому приходилось толкать лодку, как сани. Петька, уворачиваясь от ледяной метлы, крутил головой, одновременно проверяя горизонт. Рядом с термосами и пакетом с лепешками лежали упаковка с боеприпасами, коробка с аккумуляторы для оружия - это была самая ценная часть груза: возили патроны раз в две недели, а не как еду - каждый день. Пол лодки занимал огромный мешок, набитый одеялами и ещё каким-то мягким барахлом.

Подвела его метелица - заслезила глаза: поздно увидел, как со стороны леса наперерез ему скользит на малой высоте леталка. Чужая, конечно, своих-то у них не было. Петруха заспешил - отключил питание, отчего лодка шмякнулась брюхом в снег, и бросился к поваленному дереву, занесенному снегом, заполз под него и притаился. Но с леталки лодку всё-таки заметили. Вражеская посудина - была она неуклюжая, похожая на бочку, видно из тех, что раньше, до звезды, использовались анимерами для перевозки всякой хозяйственной всячины - замедлила ход, развернулась и стала неспешно подползать к корыту. Петруха поглубже забился под выкорчеванную корягу. Хорошо бы было добежать до скал - но уже не успеть. Да и выдашь себя. Сквозь корни видел, как леталка подошла к корыту, как приподнялась крышка, как высунулся из-под неё кто-то в белом балахоне, осмотрелся, перелез через край и, повиснув на руках, спрыгнул на землю. И словно исчез - белое, да еще прикрытое густым снежным штрихом, стало почти не различимо. Только лицо и кончик ствола автомата, маячили в ватной густоте. То и дело осматриваясь и поводя по сторонам стволом, подошёл чужой к Петькиной посудине, заглянул в неё, пошуровал там, снова осмотрелся, попробовал на вес ящик с патронами, оставил, а взял пакет с лепешками. Понюхал, покачал головой - видно понравился запах - развернул тряпку, и стал жрать.

И так Петьке стало жалко лепешек - просто до слёз! Вкусные были лепешки - баба Лаура с утра дала ему по-свойски аж три штуки, он умял их, запивая сладким отваром, а перед тем как проводила на пост, сунула ещё одну. Ту он сжевал не спеша, растягивая удовольствие. Напекла она их по случаю праздника Рождества. На Земле в этот день родился Бог. Интересно, что родился три раза подряд. Во второй раз родился через две недели после первого. Эти дни рождения, словно один, и называется Рождество. Но так как Бог один в трёх лицах, то, понятно, есть и третий день рождения, который называется Троицей. И все эти три дня рождения у них в поселке праздновались. И всегда на эти дни готовится что-нибудь вкусненькое. Вот и в этот раз напекла баба вкусняшек, как сама сказала, из последней муки. Каждому, кроме Петьки, конечно, по одной. Хотела бойцов порадовать. А этот гад схватил. Сожрут враги их праздничные лепёшки!

Вот чужой что-то сказали в переговорник, подождал, пока ответят и стал снова шуровать в лодке. Пощупал мешок, приоткрыл лючок канистры, понюхал вырвавшийся ему в нос пар. И снова огляделся. Смущало его то, что не нашли возницу. Где он? А вдруг стрельнёт? Бочка стала набирать высоту - видно, решили поискать сверху. Петька затаился под стволом и порадовался, что не побежал тогда к скалам: там не спрячешься. А заваленное снегом дерево может и не заметят ещё, да и сам он в белом. Штаны, правда, тёмные, но, если ноги засунуть поглубже в снег... Затаился, а сам с белого глаз не спускал.

И увидел он, что вражина присматривается к его сугробу. Наверное, незаметённый след рассмотрел. Тогда он, как положено бойцу - он ведь не пацан какой, а боец при оружии! - непослушными руками достал пистолет, со второго раза снял его с предохранителя и, уперев в выступающий сук, чтобы унять трясучку - никак целик с мушкой совместить не мог - взял чёрного на мушку, думая при этом: "Пусть только рыпнется". А тот, видно, усмотрев что-то подозрительное под упавшим деревом, поднял винтовку и направил её в сторону Петрухи. И показалось тому, что целит белый ему прямо в лоб, что вот сейчас выстрелит и - всё. И не выдержал: нажал спуск. Нажал не как учили, мягко и нежно, а поспешно, рывком. И, понятно, сорвал выстрел. Белый тот час залег. А Петруха, словно помешался, чтобы лучше видеть