КАРИДАД БРАВО АДАМС

Трилогия «Дикое сердце»

КНИГА ТРЕТЬЯ «ХУАН ДЬЯВОЛ»

Перевод с испанского сделала Людмила Александровна Яхина

1.

«Сразу же принять постриг в монастыре Рабынь Воплощенного Слова по расторжении брака», – читал Ренато. И удивленно спросил:

- Что это? Ты объяснишь, мама?

- Все и так очевидно, Ренато. Я лишь хотела, чтобы ты успокоился. Моника таким путем разрешит свои проблемы. Это копия прошения к Его Святейшеству, и мы уже передали подписанный оригинал церковной власти, уполномоченной отправить его в Ватикан.

Раздраженный, готовый взорваться, Ренато судорожно смял документ, врученный матерью, словно давая принять сильнодействующее лекарство для его больной души. Они находились в просторной и неприбранной библиотеке, где Ренато в одиночестве заперся на целый день. На столе стояла недопитая бутылка коньяка; глоток за глотком он пил, пытаясь разорвать досадный порочный круг, сжимавшийся все сильнее. Однако этот удар добил его окончательно; он с удивлением отметил, как сильно это ранит и тревожит душу. Но вдруг боль сменилась свирепой злобой, и он воскликнул:

- Это Айме придумала, не так ли?

- Насколько мне известно, так решила сама Моника.

- Нет, не верю! Она отказалась от религиозного призвания. Уверен, так она поступила не по своей воле. Ей приказали. Опять искупительная жертва несовершенных грехов. Я прекрасно знаю, откуда дует ветер, и кто пойдет коротким путем.

- Куда ты, Ренато?

- Поговорить с ней, куда же еще?

Крадущаяся тень прошла большой задний двор, скрываясь за деревьями. У потаенной калитки она повернула ключ и улыбнулась, разглядев приближающегося стройного человека, и сделала ему знак замолчать:

- Ни слова! Рядом люди. Я не хочу сплетен от слуг.

Она взяла его за руку и повела по пустынной улице. Когда старые стены особняка остались позади, она подняла черную кружевную маску и многообещающе бесстыдно улыбнулась:

- Вы навсегда запомните последнюю ночь на Мартинике, лейтенант Бриттон. Осмелюсь сделать ее незабываемой.

- Мне кажется, я сплю, обладаю невозможным! Вы… Но что же я сделал, чтобы заслужить…?

- Иногда ничего не нужно делать. Удача сама приходит. На случай, если считаете везеньем разделить со мной последние часы на мартиникской земле.

- Я не нахожу слов, чтобы выразить благодарность. Мое волнение и удивление столь велики, что боюсь, они покажутся вам смешными. Я не нахожу слов, но видели бы вы мое сердце…

- Попытаюсь представить, – пошутила Айме. – Вам не кажется, что нам следует найти экипаж? Вы же не хотите, чтобы я задерживалась в этом возмутительном районе.

- Экипаж ожидает на другой улице. Я не осмелился привезти его сюда, боясь показаться неосмотрительным.

- Правильно сделали. Слава Богу, последовали здравому смыслу.

- Не смейтесь надо мной. Разве смешно говорить о любви?

- Пока еще рано, и скорее всего ошибочно, – кокетничала Айме. – Любовь состоит не только из слов.

- Я докажу свою любовь жертвой, которую хочу совершить. Чувство, переполняющее мою душу, слишком огромно, чтобы вы могли его себе представить. Я уже не принадлежу себе, Айме. Я ваш… телом и душой… Я люблю вас… люблю…!

Он прижал ее, сразу нашел губы, одновременно прохладные и горячие, влажные и сладострастные, и она почувствовала, что в ней поднимается огонь от поцелуя, а все вокруг исчезает.

- Черт побери! – воскликнула удовлетворенная Айме. – Вы целуетесь как знаток, а не новичок. Слава Богу, а то я уж испугалась, что вы будете только говорить.

- Ана, Ана! Айме! Айме!

Взбешенный Ренато прошел в прихожую, переходящую в спальню Айме и заколотил в запертую дверь. Волна злобы окрасила в пурпур бледные щеки; наконец среди занавесок высунулось пепельное от испуга лицо служанки, и та пробормотала:

- Мой… хозяин… хозяин…

- Где твоя сеньора?

- А где ей быть, сеньор? – солгала Ана, мертвея от страха. – Там… в комнате…

- Лжешь! – разъярился Ренато. И с силой стуча в дверь, завопил: – Айме! Айме! Это я! Открой немедленно!

- Сеньора сказала, что ничего не хочет знать о вас, и чтобы ей никто не мешал, она закрыла дверь на два оборота и села там. И велела сказать, что не откроет дверь, будь что будет…

С трудом Ренато Д'Отремон пришел в себя. В тумане разума, в вспышке злобы до него дошел смысл слов и воспоминание последней сцены с Айме в библиотеке. Он пил весь вечер, но не опьянел. Сильнее алкоголя было брожение страстей, кипящих внутри него: ненависть, ярость, отчаянная страсть к женщине, с которой все его разлучали, и свирепая злоба к женщине, которой он дал свою фамилию. Злоба, которую сдерживало что-то похожее на угрызения совести.

- Сеньора очень храбрая, сказала, что никому не ответит. Вы же знаете, какая она.

- Да, знаю. Довольно хорошо знаю, но это… Это из-за нее, и поэтому она должна немедленно объясниться. Айме! Айме! Открой немедленно!

- Ренато, прошу тебя… – пробовала увещевать София, приближаясь к сыну.

- Это я прошу оставить меня, мама! Это личное между мной и женой!

- К сожалению, в этом доме уже нет личного. Позабыта даже тень приличия, кричат и вопят перед слугами, и все эти грязные следы на добром имени дома.

София гневно посмотрела на шторы, за которые, пользуясь случаем, скрылась Ана. Затем, смягчившись, подошла и взяла его за руку:

- Ренато, оставь Айме. Не думаю, что она принимала участие в прошении сестры. Послушай. Нужно прекратить скандал. Каталина со мной согласна. Когда мы пришли поговорить с Моникой, то приятно удивились, что она добровольно подписала прошение. Думаю, это к лучшему. Разорвать путы бесчестного брака, принять постриг, и мы забудем о существовании бандита по имени Хуан Дьявол.

- Я не забуду и не позволю, чтобы Моника снова стала жертвой. Несправедливо, что все ее подталкивают, упорно стремятся очистить преступление, которого она не совершала. Говоришь, она добровольно приняла прошение? Не верю, мама. Я вижу в этом руку Айме. Я начал понимать, что она