остановилась. Затем ловко вышиб ролик. - Нагрелся-то как. Подшипник заело. Ну, парень, считай пожар предотвратили. Вон кругом сколько штыба, мигом мог вспыхнуть. А пожар в шахте - страшное дело.

  Он искоса глянул на подопечного.

  - Эх, начальства рядом нету. Глядишь, премию выписали бы. Кстати, ты самоспасателем умеешь пользоваться?

  - Чисто теоретически, - Платон на всякий случай поправил на поясе красную банку с неведомым содержимым.

  Тонкой осой запел предупредительный сигнал.

  - Осторожней, щас включится, - предупредил Лобов.

  Однако сигнал смолк, а лента даже не дёрнулась. Наставник выругался, побросал свои доспехи и, забыв про напарника, побежал в обратную сторону, к началу конвейера.

  Платон остался один, не зная, что делать. В преисподней было темно, только фонарик узким лучиком освещал пыльные стены. "Ну вот, жаждал экстрима - получай". Он больше года куролесил по стране, иногда телеграфируя сердобольной маме, чтобы подкинула деньжат. В Москве на Курском вокзале, чуть не стал любовником весьма активного господина, но в самый последний момент, поняв, что к чему, выскочил из его шикарной машины. А уже здесь, когда оформлялся на работу, познакомился с симпатичной девчушкой; она спросила с изумлением:

  - Платоша, и ты - в шахту?

  Он выпятил грудь: мы такие! Теперь стало ясно: она тоже прекрасно осведомлена, чей он сын. Может, от того такая податливая? Ну, правда, пока всего лишь до пояса. А он-то, приписывал её внимание исключительно своим достоинствам. Да, хрен на неё! Надо будет познакомиться с такой девахой, которой его биография и соцположение не известно; тогда и вылезет истинное о нём мнение.

  Минут через десять лента, наконец, включилась. А ещё минут через пять на мостках запрыгал огонёк. Возвратился Лобов. Он тяжело дышал; сняв каску, вытер со лба пот, смешанный с грязью.

  - Ну, погнали дальше!

  На вопрос, что случилось, долго не отвечал, и Платон зарёкся спрашивать. Но Лобов, отдышавшись, заговорил сам. Объяснил, что тросик, за который он дёрнул, идёт к аварийному выключателю. Лента остановилась, но вот в исходное положение выключатель не вернулся.

  - А почему не вернулся?

  - Пружина потому что ослабла.

  - А почему ослабла?

  Лобов остановился.

  - Да ты, парень, безмозглый, что ли? - со злостью сказал и пошёл ещё быстрее, словно хотел убежать.

  Впереди, в широкой нише, светилось несколько огоньков и неясно вырисовывались фигуры шахтёров. Лобов подошёл к одному из них, высокому.

  - Слышь, Антон, у вас ролики на лентах заштыбованы. Греются, естественно. Ты распорядись, чтоб проверили. А то как бы чего не стряслось.

  О том, что они "предотвратили" пожар, не заикнулся. И про положенную премию промолчал. По тому, как он неторопливо, по-хозяйски разложил амуницию, Платон понял, что они наконец прибыли, куда надо. Здесь тепло, даже жарко, движения воздуха почти не чувствовалось. У ног громыхал скребковый конвейер. Вот его, как говорил начальник, с ручного управления нужно перевести "на автоматику".

  Лобов, ни слова не говоря, куда-то ринулся. Вернулся с бухтой гибкого кабеля на плече и стал разматывать.

  - Что ты всё сам, Саша, - Платон назвал его по имени. - Мне надоело стоять.

  - Тебе пока растолкуешь, что к чему, проще самому, - проворчал Лобов. Но, впрочем, тут же дал задание. - Ладно, тяни кабель.

  Платон ухватил за конец кабеля и потащил, куда показал командир. Метров через сорок уткнулся в конец выработки. Здесь двое обнажённых до пояса мужчин возились с электросверлом - собирались бурить. Подвесили кабель, и Лобов стал подключать концы к аппарату. Лицо его сделалось строгим и донельзя сосредоточенным. Однако не успел он подключить, как рядом возник усатый шахтёр в брезентовой куртке и крикнул: - Живо отсюда! Палить будем.

  Поспешно вышли в безопасную зону. Усатый шахтёр, размотав тонкий провод, крутанул ручку своей адской машинки. Грохнул взрыв! В уши туго ударило, из забоя поползла густая, едкая пыль. Завыл вентилятор, запахло палёным...

  Когда закончили работу, Лобов распорядился:

  - Дуй в забой. Предупреди, что мы их скребок отключим, будем переходить на автоматику.

  Платон послушно поплёлся в забой - знал уже куда. Узкий лучик его лампы выхватил из темноты две потные, блестящие спины. Спины усердно кланялись, и с каждым поклоном летела на скребковый конвейер горка глянцевого угля. Платон замер. Он даже кашлянуть поостерёгся - не то, что заговорить. Такой незначительной, никчёмной показалась собственная беготня. "Не в забой посылаю," - вспомнил слова отца. Они проскочили мимо ушей - в забой ли, ещё куда, какая разница. Теперь стало ясно: отец, как ни зол был, всё-таки пожалел "родное дитя", сунул в подходящее местечко. Стоял, притихнув, а скребки тем временем остановились. Стало быть, нетерпеливый Лобов отключил, посчитав, что предупреждение сделано.

  Забойщики выпрямились и повернулись к чужаку. Теперь Платон видел их голые торсы и позавидовал. Ничего лишнего! Под тонкой шкурой, как на анатомическом образце в школе, переливались мускулы. Пожалуй, любой из шахтёров мог бы успешно демонстрировать себя на сходняке бодибилдеров.

  - Это мы, наладчики, на десять минут...

  - Принесло же вас, - пробурчал один.

  - Ладно, Коля, передохнём, - миролюбиво сказал второй, выпуская широкую совковую лопату. - Им ведь тоже свою работу делать надо.

  Запустили конвейер по новой схеме. Лобов остался доволен: получилось с первой попытки. Почти дружелюбно взглянул на напарника и только сейчас спросил, как зовут.

  - Платон.

  - Ну, Платон Сергеич, пора перекусить, - вытащил из сумки с инструментом пакет. - Садись, на чём стоишь.

  "Вот подлец! Назвал по отчеству. Выдал, что знает, кто мой отец".

  - Я не проголодался.

  - Сказки не рассказывай! - Лобов монтажным ножом отрезал колбасы и положил на хлеб. - Бери, когда дают. Беги, когда бьют. А если в долгу не хочешь оставаться, то вылезем на-гора - угостишь кружкой пива.

  То ли пошутил, то ли всерьёз затребовал. И странно; аппетит действительно взыграл. Всё съели. Запили газировкой из фляжек.

  - Эх, покурить бы! Прямо сосёт. Но придётся терпеть, - закручивая пробку, обронил Лобов.