- У меня дядя, навалоотбойщиком был, семь лет назад погиб. И ведь какая закономерность: хоть что делай, а чрез определённое время - взрыв. Что-то я длиннохвостых тварей в последнее время не вижу; они чуют. А то, бывало, прямо в сумку залезут и кусок утянут. Скоро, наверно, опять рванёт.
- Пугаешь? - стараясь оставаться беспечным, спросил Платон. Хотя по хребту невольно просквозил холодок.
- От судьбы не уйдёшь, - хладнокровно сказал Лобов. - Может, и станем очередными жертвами подземных упырей. - Закончив мрачный экскурс он, без всякого перехода спросил: - Ты раньше где работал?
- Да я так... - Платон опять припомнил, как в Москве чуть не освоил новое амплуа. - Где придётся.
- Ну и правильно, что к нам подался!
Грачев с недоумением глянул на его почерневшее от пыли лицо: правильно сделал, чтобы стать очередной жертвой?
- Да ты не сцы раньше времени, - обнадёжил командир. - Щас везде газовых датчиков понавтыкали. Так что, если их портянками не заткнут, они просигналят об опасности.
- А зачем их затыкать? - опять не понял Платон.
- Чтоб не мешали уголёк добывать. Нам зарплата, вам прибыль.
Это невзначай обронённое "вам" подтвердило прежнюю догадку: Лобов прекрасно знает, кого ему навязали в напарники.
- Вон, глянь, под кровлей висит и нам подмигивает. Мы и их обслуживаем. Нет, что ни говори, а работа у нас интересная, творческая, можно сказать, - поддал леща, но тут же саркастически усмехнулся. - Хотя тебе, конечно, сильно не подвезло. Зосима ко мне приставил, а я - как лошадь - на самой черновой.
- Кто это, Зосима?
- Ну, начальник наш, Аркаша Зосимов. Да уж, такая группа подобралась, что, кроме меня, некому по конвейерам шастать, - с сарказмом пояснил он. - Илья - бугор. Никита - без пяти минут инженер, Николай - спец по подъёму. Ну и так далее, по списку. А я самый молодой, самый борзый, мне можно.
- Там и помоложе тебя сидел, - напомнил Платон. - Чернявый такой, который дремал.
- Ну да. Отдыхал после ночного клуба. Сынок главного механика. Папаша его к нам и впихнул. Работает уже год, но так ничего и не смыслит. - На лице оратора проступила боль и недоумение. - Ну что за народ пошёл! Всем бы где потеплее, полегче пристроиться. Ладно, это естественное желание, я понимаю, но ведь и совесть надо иметь!
- А разве Зосима не знает, что я...
- Можешь не договаривать! Знает. Он всё про всех знает. Ему б агентом ЦРУ работать. А вот, что тебя пристегнул ко мне, я сам удивляюсь. Он трусливый, угодливый. Тут только одна разгадка: твой папаша так распорядился. Наверно, хочет, чтобы ты, прежде чем в кабинет засел, тоже забойной пыли понюхал.
- Ну, скажешь, - сконфузился Платон. - Но я не хочу быть обузой. Постараюсь освоить это дело. Если не получится - сам уйду.
- Будем поглядеть, - не без скепсиса сказал Лобов. - Только одно всё равно плохо: о начальстве с тобой по душам не потолкуешь.
- Но почему ж, толкуй. - Платон попытался улыбнуться. Вышло - криво.
- Ладно, хватит болтать. Нам ещё на один участок топать.
Опять сбойки, штреки. Платон не мог соориентироваться и подумал, что оставшись один, заблудился бы в этих лабиринтах. Лобов привычно шествовал впереди и что-то ритмически, в такт ходьбе, бубнил. Грачёв, дыша ему в спину, прислушался:
"Шестнадцать тонн, умри, но дай, всю жизнь работай, всю жизнь страдай. И помни, дружище, что в день похорон, тебе заведут шестнадцать тонн!"
- Это что - рэп? - с удивлением спросил. - Сам, что ли, сочинил?
- Нет, песня такая, старинная. Шестнадцать тонн - норма выработки, - не останавливаясь, разъяснил Лобов. - Мой дядька её часто слушал. И перед ночной сменой, когда погиб, беспрерывно крутил. Разве не мистика?
- Ещё какая! - откликнулся Платон, довольный, что командир, кажется, признал его за "своего" и разговорился. - А что ты, Саша, всё про дядьку да про дядьку. А про отца - ни слова. Он тоже в шахте погиб?
- Нет, - помрачнел Лобов. - Спился. Под забором помер.
Он вдруг приостановился и посмотрел вбок - туда, где шевелилось много огоньков.
- Кажись, монтажники из нашего отдела. Качаров у них бригадир. Я, когда в шахту устроился, у него целый год стажировался.
Ну вот, опять упрёк! "Все круги ада, мол, прошёл. Не то, что ты." - Платон отхаркнул угольную пыль и вслед за своим неугомонным командиром повернул на огоньки. Тот заговорил с парнями, стоявшими возле барабана с толстым, бронированным кабелем. И с особенным почтением поприветствовал угловатого шахтёра в сапогах.
- Ты, Сашок, вовремя, - пробасил бригадир. - Мало нас. А кабель, вишь, длинный. Так и вы становитесь в цепь, уж подмогните.
- О чём разговор, Иваныч! - бодро сказал Лобов.
Стали раскручивать барабан и по очереди подхватывать кабель. На каждого приходился кусок метров в десять. Платон шёл впереди Лобова. Тот наблюдал за ним. Жёсткий кабель в свинцовой оболочке, толщиной в девичью шею, тяжело давил и резал плечо. Платон с трудом переставлял ноги. Как бурлаки на Волге, подумал он.
Бригадир Качаров пробежал вдоль цепи, крича: "Клади на левое плечо!" Платон пропустил команду мимо ушей, на правом - сподручней. А впереди был левый поворот. Задние "бурлаки" почему-то затормозили. Кабель стал натягиваться и со страшной силой прижимать к углу штрека.
- Бросай! Бросай! - истошно закричал Лобов.
Платон подсел под кабель и едва увернулся от удавливания.
- Тебя же предупреждали: клади на левое плечо! - наставник подскочил, сердитый, заполошенный.
- Да, парень, чудом ты выскользнул. Могло свернуть шею, - посочувствовали другие.
Прибежал обеспокоенный бригадир и приказал Платону отойти в сторонку.
- Да я всё понял, - возразил парень.
- Нет уж. За тебя, бестолкового, в тюрьму садиться?
Потащили без него. Он шёл следом; однако вскоре не выдержал и подлез под провисший кабель. Лобов увидел, но ничего не сказал, только не отводил взгляда, контролируя. Дальше пёрли без заминок.
Попрощавшись с монтажниками, Лобов повёл круто вверх вдоль транспортёрной ленты. Остановился, запыхавшись.
- Сядем на ленту, чёрт с ним. А то на эдакий Эльбрус разве взберёшься. Да и