высоким, чтобы терять голову. Она никогда не отдавалась чувству целиком. Не она принадлежала любви, а любовь — ей. И всегда умела использовать любовь в своих целях. Она повернулась с нарочитой замедленностью и сказала: — Ночь обещает быть восхитительной. Может, погуляем по берегу?

— С удовольствием.

Вслед за ней я вышел во двор, и мы свернули на выложенную плиткой дорожку, что вела на пляж.

По высокому небу, которое от света утонувших в бездонной глубине звезд казалось скорее синим, чем черным, бежали облака.

— До чего хорошо! — обернувшись, бросила она, словно читая мои мысли.

— Хорошо! — согласился я. — Просто чудесно!

Она остановилась и посмотрела на меня. В свете луны я мог различить ее волевое лицо.

— Знаете, а вы мне нравитесь. Правда, очень нравитесь, иначе зачем бы я это говорила. Я говорю это только потому, что мне хочется сказать. Вы мне очень нравитесь.

Я хотел было ответить, что она мне тоже нравится, но ограничился тем, что сказал:

— Что ж, очень рад.

— Спасибо.

Мы шли по песку, в котором по щиколотку утопали ноги, а потом остановились, подставив ветру лицо, поглядеть на море и на белый серп нарождавшейся луны. Прохладный ветер шевелил ее волосы, тускло блестевшие в лунном свете.

— Вам не холодно?

— Нет. Здесь так хорошо!

Но я все равно снял пиджак и накинул ей на плечи. Моя рука коснулась ее плеча; оно было упругим и прохладным.

— О, спасибо.

Я еще раз, теперь уже не случайно, коснулся ее плеча, и она прильнула ко мне.

* * *

На следующее утро первое, что я увидел, проснувшись, была Ада, в то время известная мне под именем Мэри Эллис. Воплощение чистоты, в своем белом платье, она сидела в кресле и читала утреннюю газету, а на ее золотисто-смуглом лице не было и следа сна или усталости.

— Доброе утро! — поздоровалась она.

— Доброе утро!

Все выглядело вполне пристойно.

Мы позавтракали в кафе и отправились купаться на узкую полосу песка позади мотеля. «Я всегда вожу с собой купальный костюм», — сказала она. Позже, когда мы лежали на горячем песке под обжигающими лучами солнца, она вдруг спросила:

— Тебя ничего особенно не трогает, правда?

Я удивился и поэтому ответил почти искренне:

— Возможно.

— Жаль. Плохо, когда человека ничто не трогает.

Угадала, подумал я. Меня именно Ничто не трогало. Я очень положительно и конкретно относился к моему Ничто. Я почти любил это Ничто с заглавным «Н», я был погружен в него и не имел никакого намерения из него выбраться. Оно существовало и принадлежало мне одному. Затянуть меня снова в ловушку никому не удастся.

— Ну, не так уж плохо, — отозвался я на сей раз искренне.

Она взглянула мне в лицо.

— А я считаю, что плохо. По-моему, лучше уж увлекаться чем-нибудь дурным, чем вообще ничем.

— Я придерживаюсь другого мнения.

— Тебе надо встряхнуться.

Ее гладкое, молодое, но не юное лицо не менялось, не хмурилось, однако на нем явно проглядывала озабоченность.

И я почувствовал благодарность. Мне хотелось сказать ей правду, объяснить, что я не пребываю в состоянии сна, а вообще не живу и что то же самое в недалеком будущем случится и с ней. Но я ничего этого не сказал. Она и сама скоро узнает.

— Может, и так, может, ты и права, — на этот раз солгал я.

— Хорошо бы нам снова увидеться, — предложила она. — Хочешь?

— Конечно. Мой телефон в справочнике. В новоорлеанском.

На ее лице отразилось крайнее изумление.

— Разве ты из Нового Орлеана? У тебя на машине номер… — Она запнулась, и на ее лице опять появилась улыбка. — Это твое настоящее имя? А кем ты работаешь? Впрочем, если не хочешь, не говори.

— Я работаю на телестудии.

Позже я всегда буду помнить, что она выразила желание снова встретиться со мной до того, как узнала, что я представляю собой благоприятный случай. Если меня и использовали, то по крайней мере сначала я виделся ей в иной роли.

Но, когда она услышала слово «телестудия», на ее лице, по-прежнему спокойном, появилась какая-то настороженность. Умей она шевелить ушами, они бы явно настроились вперед. По-видимому, боги, которые ей покровительствовали, а то и собственный ангел-хранитель в ту минуту указали ей на меня, и она приняла это к сведению.

Но она лишь кивнула.

— А чем ты занимаешься? В Новом Орлеане, разумеется, — поспешил поправиться я.

Она посмотрела мне в лицо и улыбнулась:

— Хожу в колледж Софи Ньюкомб.

— Я спрашиваю серьезно.

Колледж Софи Ньюкомб — самое аристократическое учебное заведение на крайнем юге.

— Учусь в колледже Софи Ньюкомб.

— Боже мой!

Она звонко рассмеялась.

— Мне бы не следовало говорить тебе об этом, но это чистая правда. В следующий раз, когда мы увидимся, я расскажу тебе все подробно.

* * *

А потом это было в Новом Орлеане. Я и не думал, что мы встретимся. Нет, я, конечно, не забыл ее, но вовсе не думал увидеться с ней опять. Я рассматривал наше знакомство как одно из тех приключений, что порой выпадают по мановению волшебной палочки, но никакого продолжения не имеют. Спустя две недели, услышав ее голос по телефону, я узнал ее только тогда, когда она сказала:

— Я же обещала позвонить.

И я почувствовал, как меня охватило волнение.

— Хочешь повидаться?

Ее прямота могла бы показаться назойливой, если бы мне самому не хотелось с ней встретиться.

— Разумеется, — ответил я. — Приходи, выпьем по стаканчику.

Секунду она оставалась в нерешительности.

— Хорошо.

В тот вечер она действительно ни о чем ином, как посидеть вместе за стаканчиком виски, казалось, и не думала. Но мне всегда претила роль евнуха-исповедника, и я быстро уговорил ее передумать. По крайней мере мне так казалось. Ее отношения со мной, само собой разумеется, перестали быть профессиональными.

На той же неделе она пришла ко мне второй раз, а потом явилась на следующей. Не мешаю ли я ее работе, подумал я, но спросить не решился. Она сама объяснила. Оказалось, что она ездила в Мобил только на субботу и воскресенье или по особому вызову. Чем меньше объем работы, тем выше цена, сказала она, добавив, что именно таким путем ей удается платить за обучение в колледже.

— Когда с этой авантюрой будет покончено, а произойдет это в самом ближайшем времени, я не хочу, чтобы кто-нибудь, узнав про мои занятия, нанес мне удар под дых. Я хочу распрощаться с этим навсегда.

— Тебе нравится «Ньюкомб»?

— Ты хочешь знать, нравлюсь ли я «Ньюкомбу»? Нет, не