- Так и есть, - ответила я с ласковой улыбкой, - собираюсь прописаться в Сибири. Смерть от голода, как видишь, не грозит. Кстати, это еще не всё, - поспешила я "утешить" приятеля.
Тот лишь горестно охнул и опустился на ближайший чемодан.
- Да-да, каких-то семь-восемь энциклопедий, и я готова.
От сумки и чемодана мы всё-таки избавились, сойдясь на том, что зимние вещи и большая часть макулатуры в ближайшее время точно не понадобятся. Только с одной из книжек вышла неувязочка: в двухтомный "Справочник врача общей практики" я вцепилась клещом, готовая сражаться до последнего вздоха. Погодин покрутил пальцем у виска и сдался. В итоге "Справочник" вытеснил три старых свитера, и все остались довольны. Пузатый пакет с провиантом я как бы невзначай забыла на кухне: курицы с пирожками больше чем достаточно, буду соседей по плацкарту кормить.
- Присядем на дорожку, - голос теть Люды едва заметно дрогнул.
Я принесла ей табурет, а сама устроилась на сумках рядом с Сашкой. В последний раз оглядела прихожую, вздохнула украдкой. Как бы ни тянуло домой, скучать я всё равно буду. По тете Люде, такой доброй, заботливой и до невозможности суетливой, по Котофеичу, любившему складывать в тапки свежепойманных мышей. По девчонкам и ребятам из универа, с которыми сдружилась, и даже по "лавочным" бабулькам, перемывающим кости по поводу и без. Каждый день узнаешь о себе что-то новенькое.
"Вон, гляньте, идет, вся из себя фыр-фыр! Одни каблучищи чего стоят! (перестают шептать, противно скалятся)Ой, Верочка, здравствуй! Из института? Умница какая! (провожают взглядом и шепчутся, думая, что не слышу) Молодежь! Знаем-знаем, какие у них институты! На гроши родительские шмотья накупят и по клубам, по клубам! Только и знают, что гулять. Ни стыда, ни совести! Вот вчера к ней опять парень приходил..." и так до бесконечности. Змеюки!
- Вер, - Саша легонько потряс меня за плечо, - нам пора.
Пришлось спешно возвращаться с небес на землю.
- Да, конечно пора, пора.
Людмила Семёновна всплакнула и повисла на мне балластом.
- Ох, Верочка, как же я одна теперь? Будто вчера приехала. Когда я тебя увижу? - всхлипывала она.
Ну вот, сейчас я тоже заплачу!
- Не надо, теть Люд! Приеду, честное пионерское, - пробормотала я, закусив губу. Терпеть не могу прощаться! - Весной приеду, хочешь?
Она кивнула и утерла глаза. Знает, что если пообещала, то вернусь обязательно.
- Не хочется прерывать вас, дамы, - подал голос Сашка, - но нам действительно пора. Машина ждет внизу.
Он как всегда прав. Мой поезд отходит в 17.23, а раньше пяти на вокзал не попасть даже при самом благоприятном раскладе. Нужно торопиться. Чмокнула тетушку в мокрую щеку, подхватила сумки, но больше двух плюс пакет унести не смогла. Сашка вздохнул и, ни слова не говоря, умчался куда-то, чтобы вернуться с дородным усатым дядькой.
Не утруждая себя приветствием, усатый субъект пересчитал чемоданы и скрестил руки на мощной груди.
- Я вам, бл..., не носильщик! - мрачно изрек он. - Крутить баранку - пожалуйста, но баулы переть - хрена с два!
- Выражения выбирай, уважаемый, - посоветовал ему Сашка. - Я доплачу.
- Мы доплатим, - поправила я, доставая кошелек. К чему-к чему, а к матюгам почем зря не привыкла и привыкать не планирую. Уши в трубочку - мало приятного. Хотя данный индивид мужского пола выражался вполне культурно, смотря с кем сравнивать.
- Доплатят они, как же! - водитель с кряхтением поднял поклажу. - Кто б мне за грыжу заплатил...
***
Полтора часа московских пробок, и мы, насколько позволяют сумки, мчимся по Казанскому вокзалу. До отхода от силы двадцать минут, а поезд еще надо найти. Таксист пыхтел где-то позади, не прекращая комментировать наши душевные качества. Народу - не протолкнуться! Люди шарахались в сторону, но пару зазевавшихся я все-таки сбила. Вслед неслись отнюдь не лестные отзывы.
- Простите! Извините! Извините! Простите!
Платформе обрадовалась, как родной. Людей там было поменьше, появилась возможность перевести дух, не рискуя быть затоптанной.
- Какой у тебя вагон? - спросил вынырнувший откуда-то справа Сашка.
- Восьмой, двадцать третье место, - не задумываясь, ответила я. Неженская память на цифры досталась в наследство от папы.
Пока я демонстрировала проводнице билет и паспорт, Сашка с водителем втаскивали в вагон "баулы". На бедного мужика было больно смотреть: красный, потный - как-никак, август на дворе - он хрипел и с трудом передвигал ноги. Тайком от Сашки сунула ему купюру, желая возместить моральный ущерб хотя бы частично. Таксист побухтел-побухтел, спрятал деньги в карман и поспешил ретироваться от греха подальше.
- Вот и всё, можешь ехать.
Погодин глядел на меня без обычного задора.
- Ты уезжаешь, я остаюсь - где справедливость?
Стало не по себе. Захотелось как-то приободрить его, утешить, чтобы скрасить горечь расставания. Не одному тебя тяжело, Сашка! Я тоже боюсь, пусть и пытаюсь это скрыть.
- Оставить пессимизм! - мой голос прозвучал деланно бодро. - Не узнаю тебя, Погодин. Кто вчера доказывал, что для бешеной собаки пятьсот километров не расстояние, не ты ли?
- Да я, я, только...
- Дурачок ты, Сашка, - я обняла его и чмокнула в нос. - Жду перед зимней сессией, и чтоб без опозданий!
- Четыре месяца! Да я повешусь, - застонал он.
Проходящий мимо человек с интересом взглянул на нас и, забросив на плечи неудобный рюкзак, вскочил в вагон. Пора бы и мне последовать доброму примеру.
- Саш, ты только учись, - робко попросила я. - Последний курс, запускать нельзя - по себе знаю...
- Молодые люди, - словно из-под земли выросла проводница, - вы на часы смотрите?
Ой, до отхода полминуты! Я забралась в вагон, отыскала свое место и открыла окно, чтобы еще раз взглянуть на Сашку. Он запомнился мне именно таким, каким был в тот день, на жарком перроне Казанского вокзала. Взлохмаченный парень с теплой улыбкой и большими грустными глазами. Ни у кого из моих знакомых не было и не будет таких глаз: сапфирово-синие, они могли менять цвет в зависимости от освещения.
Я буду скучать, Сашка, мой милый друг и