2. Заказ на расследование Господин Фанаберия, Эразм Петрович, при личной встрече с Карениным, заверил, что разберется.

— Не такое распутывали.

Он предстал перед вице-премьером одетый с иголочки, в костюме-тройке, в начищенных башмаках, а вместо галстука повязал на шею цветной шарфик.

— А к примеру? — заинтересовался осторожный Каренин.

— Да вот, у вас же в Петербурге, в недалеком прошлом вел я одно дело по убийству и ограблению старушки, которая втихаря, без уплаты налогов, кредитировала студентов и мелких чиновников. Среди похищенных вещей тоже фигурировали сережки, а еще часы, серебряная папиросница и прочая мелочевка. В сущности, никаких улик, совершенный глухарь, и все-таки изобличили преступника.

— И как вам энто удалось? — спросил Каренин, оценивающе разглядывая частного детектива.

— Дедуктивный метод плюс психология, — разъяснил сыщик. — Поднажали на вкладчиков. Двое раскололись. Потом одного с помощью следственного эксперимента отсеяли, и истина обнаружилась.

— А что ж энтот отсеянный на себя поклеп возвел? — недоуменно спросил вице-премьер.

— Пострадать хотел.

— Вот ети его; с толку сбивал. Ну, я буду надеяться, что вы разберетесь; то есть в моем деле. Теперя насчет гонорара, как это не пристойно.

— Ничего, я привык не обходить этот вопрос стороной. Беру восемь процентов с установленной цены украденного или потерянного.

— Согласен даже на восемь с половиной, — согласился Каренин. — Сережки не так чтобы, но мы их ценим, как фамильную память и тому подобного…

— А конкретно?

— Короче, в мильен. А сколько от этова упадет на ваши проценты, подсчитайте сами.

— Уже подсчитал… А простите, в какой валюте вы соизволили обозначить цену сережек?

— Так в родных, в рублях. Дума нам запретила в долларах думать.

— Тогда, в виду незначительности суммы, прошу добавить расходы на делопроизводство, — дополнил Фанаберия.

— В каком размере? — насторожился заказчик.

— Я предоставлю подробный отчет.

— Ну, ладно. Только вы, тово… поэкономней транжирьте.

Заговорили непосредственно о деле. Сыщик уже ознакомился с милицейской версией, как о несчастном случае. И, подлец эдакий, с ходу эту версию отверг.

— Слишком просто! Как же, знакомая песня. Поскользнулась, упала, очнулась — смотрит, а головы нет…

— У вас есть мнение с другим коленкором? — осторожно спросил Каренин.

— Будем работать. Не исключаю самоубийства…

«Ишь, глубоко копает», — подумал министр.

— Или убийства, — продолжил сыщик. — Все может быть. Это только дилетанты в первую очередь хватаются за ту версию, которая лежит на улице под неразбитым фонарем.

— А нельзя ли обойтись без энтих версий? Я уже пережил горе; главное для меня теперя — найти сережки.

— Да, понимаю и выражаю. Но боюсь, без всесторонних разборок не выйдем на след. Поэтому будьте любезны, сообщите все, что знаете о покойнице, о её привычках, связях и так далее.

— Ну, задавайте наводящие, чтобы оперативно взять единорога за рог, — предложил Каренин, попытавшись пошутить.

На прямой вопрос, имелись ли у его жены любовники или любовницы, он напыщенно ответил: «Не имею чести», — как будто речь шла о нем самом. Но потом смягчился и поведал о том, что встречалась она с одним пижоном, с которым познакомилась, когда ездила в Москву к брату.

— А что за пижон? — тотчас спросил сыщик.

— За подлицо не знаю, — хмуро ответил министр. — Но приглашал Анну на конную прогулку.

Еще Фанаберия спросил у министра, когда он в последний раз видел в ушах Анны те злополучные сережки.

— На раунде видел, — и на этот вопрос Каренин ответил с неохотой.

— Позвольте уточнить, — насел детектив, — о каком «раунде» вы говорите? Вы посетили с женой турнир по боксу?

— Какой там турнир, — уже почти с раздражением ответил вдовец. — На тусовке… когда на «Авроре» зажигали.

«А, так он светский раут имеет в виду, — догадался Фанаберия. — Господи! Как такие люди топ-менеджерами становятся? Двух слов связать не может». Разумеется, он предварительно навел справки о клиенте. Это было сделать не трудно. Алексей был сыном известного в прошлом «авторитета». Но фамилию он взял от матери, тихой и безобидной женщины, родившейся на задворках Петербурга.

— И как вы туда попали? — тем не менее, ни на грамм не выдавая своего мнения, вежливо спросил он.

— Так энтот… Алик Перов пригласил, — порциями выдавал Каренин. — Нельзя было отказать. Мы и тово… поперлись. При полном параде, как же. А еще нам наказали, чтобы обязательно был значок с юным-кудрявым.

— С каким это «юным кудрявым»?

— Ну, которого раньше пионеры на своих грудках носили.

— Вы имеете в виду Ленина-Ульянова? И ваша супруга тоже со значком была?

— Так заместо пропуска. Тайный знак, как у энтих… у массовиков-затейников, которые каменщиками себя объявили.

— Вы имеете в виду масонов?

— Ну дак. На легендарной «Авроре» же тусовались, не на какой-нибудь корыте.

— А не припомните, на вашей супруге что-нибудь, кроме значка, было?

— Платье от Армани, не голая ж. И сережки нацепила. Хотела похвастаться.

— На них кто-нибудь внимание обратил? Может, интересовались стоимостью?

— И это могёт быть. Но я уже не упомню, — уклончиво ответил Каренин.

Беседа с ним мало что дала. Фанаберия сразу понял: вдовец не желает широкой огласки и выдает по минимуму.

3. Приступили к допросу свидетелей

При содействии топ-менеджера сыщику разрешили ознакомиться с милицейскими отчетами. Он переписал все сведения, показавшиеся ему важными, в свой гроссбух и приступил к опросу свидетелей.

Первого кого пригласил в номер, был работник вокзала, дворник и по совместительству сторож Гера Крестьянинов — молодой, здоровый парень, косая сажень в плечах. Гера зашел в темных, непроницаемых очках.

— Ну, рассказывайте, Герасим, — спокойно, ровным голосом попросил Фанаберия. — Что видели, что слышали.

Богатырь помотал головой, промычал нечленораздельно и показал на уши, а затем на очки: мол, ничего не слышу, ничего не вижу, и сказать ничего не могу.

— Ну, ладно, передо мной тюльку не гони, — Фанаберия резко перешел на «ты». — Я-то знаю, ты от армии косишь. Из колхоза сбежал, трактор угробил, престарелых родителей бросил. Да и тут в Питере, уже грех на душу взял!

— Какой грех? — членораздельно спросил Гера и тут же понял, что себя выдал.

— Собачку в Мойке утопил. А та собачка принадлежала знатной госпоже. Тысячу баксов стоила.

— Откуда знаете? — Гера Крестьянинов ошеломленно выпучил глаза. Под непроницаемыми стеклами очков их не видно,