первой мировой, был он заводилой всех перемен в родной деревне Красный Стан, инициатором перераспределения земли для бедняков. Однако рушилось собственное хозяйство, и Федька вынужден был отойти от общественных дел, но вот недавно он избран сельским исполнителем. В этой своей роли вместе с секретарем Алехой Шарганчиком при участии мужиков всей деревни руководит он переделом земли. Сейчас, наверное, уже многим непонятно, что такое «передел», это очень существенно для понимания тогда происходившего. Дело в том, что северная Россия не знала частной собственности на землю, которая принадлежала миру, общине, и раз в несколько лет перераспределялась с учетом изменения числа душ (мужских) в семье до революции и по числу едоков — после революции. Участки пашни неравноценны по качеству, и, чтобы не закреплялась несправедливость, принадлежность их определялась жребием. Понятно, что держатели удобных земель (чаще всего — зажиточные мужики) исхитрялись получать или сохранять лучшие участки. Так и в деревне Красный Стан, где Федор Жижин как сельский исполнитель обязан был обеспечить справедливую дележку.

Делят на мелкие клинышки, да ещё оставляя межи, разные угодья, добавляя меру тому, кому клин достался похуже. Федор радуется, что дележ идет мирно, без большой ругани, а мечтаются ему широкие поля, на которых севообороты ввести можно. Знает он, кое-где у соседей уже добились этого, однако без полного согласия сельского схода такое невозможно. А деревня Красный Стан от согласного житья пока далека: зажиточные мужики Куленок да Семен Гиря поперек встанут, у них свои цели.

И все-таки что-то назревает мало-помалу (а что — этого не знал и сам А. Тарасов). Вот мужики, собираясь вечерами, вместо книг про Ника Картера или Иоанна Кронштадтского начинают читать новые книги из сельской избы-читальни, приобщаясь к земледельческой науке. Вот тесть Федора Епиша в дальней деревне увидел за работой общественную молотилку и загорелся целью объединить мужиков на общее дело — совместное приобретение и использование сельхозмашин. «Кабы мне да ваши-то годы! — говорит Епиша, укоряя Федора в вялости. — Всех бы заставил в одно сердце слиться…» И верится, заставит: так глубоко и точно по-народному выразился идеал коллективного труда. Вот ребятишки, услышав разговоры взрослых, по-своему предвосхищают события: «Никола говорит, будем кулаков мылить» — и строят наивные догадки: как это? А на деле — мужики со следующего года собираются переходить на многополье: это одна из форм простой кооперации, углубляющая коллективные начала владения личными наделами. Это были заметные сдвиги, а слова «колхоз» тогда еще, наверное, и сам А. Тарасов не знал, но очень чуток был молодой писатель ко всем переменам в деревне. Сейчас-то нам понятно, что настроения в деревне середины 20-х годов, которые по горячим следам отражал А. Тарасов, подготовили коллективизацию. И обострение классовой вражды он заметил своевременно, однако показал без тенденциозности. Семен Гиря и Куленок всеми силами сопротивляются сближению других мужиков, дружно отстаивают свои интересы. А Семен натравливает на потенциального противника своих собутыльников или находит иной способ во что бы то ни стало унизить врага в общественном мнении.

Врагом номер один оказывается для Семена Гири сельский активист Федор Жижин. Переливы переживаний всех членов семьи Жижина, сложность складывающихся отношений с удивительным чутьем и тактом передает молодой писатель. Нет, он не прибегает к психологическому анализу, внутренних монологов не использует и прав в этом, поскольку крестьянин чужд рефлексии. Внутренний мир героев открывается в реакции на деталь (Федора мучат глаза сына, в которых видит он ненавистный отблеск Гириных глаз), в реакции на сказанное друг другу слово.

Исход драмы происходит на людях. Это не тот штамп, что сложился в литературе позже: чуть что случилось — беги к коллективу, а люди спасут. Дружеское участие Алехи Шарганчика, несколько бестолковое, да извечная тяга мужиков к общению друг с другом, усиленная новыми интересами, — вот что сыграло свою роль. А последнюю точку помог поставить тесть: «— Больно-то не кисни!.. Эко дело, подумаешь. Я старик, да ни на что не смотрю… И ты плюнь, взгляни повыше. Да и некогда этим заниматься…» Некогда, потому что впереди ждет большое общественное дело. Вот эта высота нравственных представлений крестьянской среды, способность безоглядного прощения — не от слабости, а от сознания собственной силы, — привлекательны в образе добродушного и могучего старика Епиши.

Светом большой надежды полна концовка повести: «Солнце поднималось все выше, искрились, горели сугробы — и не было на душе у Федьки ни страха перед будущим, ни злобы».

Трудно поверить, что «Будни» появились сразу после тех, первых рассказов, — шаг сделан А. Тарасовым очень значительный. А следующий — роман «Ортодоксы», опубликованный в журнале «Земля советская» (1930, № 7—8), — в нем писатель использует свои наблюдения из жизни совпартшколы в условиях яростной борьбы с троцкистами. Критика встретила роман недоброжелательно. Даже Петр Замойский, читавший роман в рукописи, не принял критической позиции А. Тарасова. Вот запись его 25 января 1930 года: «…написано хорошо, местами чрезвычайно хорошо. Типы партшкольцев почти физически ощутимы. Видны их лица. Они живые, яркие, четкие. Сцены некоторые так сильно даны, что забываешь даже, рукопись ли лежит перед тобой или это само действие происходит и наблюдаешь его…» ( ф. 49, оп. 1, д. 522, л. 1) Отдельной книгой роман «Ортодоксы» никогда не выходил.

С 1930 года литературная работа становится основным делом жизни А. И. Тарасова. Весной этого года он приезжает в Москву учиться в институте кинематографии, но его постигла неудача. Вот что он пишет об этом в автобиографических заметках: «…выдерживаю испытание на сценарное отделение. Но общежития нет, с квартирой устроиться не могу, когда нахожу приют у одного работника Литфонда, оказывается, из списков учащихся института уже вычеркнут» (ф. 49, оп. 1, д. 440, л. 1). Будущему писателю не легко было найти свое место в Москве, ему приходится неустанно заниматься самообразованием.

А одновременно Тарасов много ездит по заданиям редакций газет и журналов (Сибирь, Урал, Средняя Азия, Вологодчина, Архангельск и т. д.), публикует очерки в «Лесной промышленности», «Комсомольской правде», в журналах «Красная новь», «Земля советская», «Наши достижения». Не оставляет молодой писатель и художественной прозы: в первой половине тридцатых годов (а кое-что, видимо, и раньше — многие рукописи не датированы) он написал повести «Синие поля»,