этого, или не хочет. Есть у него силы, или их нет. Это его внутренний долг. Если хотите — смысл жизни. Только он сам может освободиться себя от него. И не надо спрашивать — каким образом. Не надо.

Я выбрал. Это будет дуб. Можно сказать сопровождающим, чтобы готовили землю. Сегодня мне предстоит выложиться до конца. Такая магия требует полной отдачи. Этого мне и надо.

И пока глашатаи выходят на площадь и объявляют о предстоящем, я грею жёлудь в руке, бужу его. Конечно, он капризничает, не хочет просыпаться. Ему уже снятся зимние сны, в которых нет свиней, жрущих его, а есть зеленые ростки, тянущиеся навстречу весеннему солнцу.

Осень на дворе. Красочная пора увядания. Конец старой жизни и подготовка к началу жизни следующей. Я же грубо врываюсь в устоявшийся за тысячелетия ход природных изменений. Просыпайся, жёлудь. Я извинюсь. Ты будешь деревом.

Отозвался. Голоском ворчливого старичка интересуется, чего ради бужу я его. Объяснить просто. Но вот поймет ли он? Ведь если не захочет он всходить, если упрется, то и я ничего не смогу сделать.

Уговорил.

Мы идем в окружении помощников и стражи, я держу жёлудь на ладони, питаю его солнечным светом. Изнутри меня, не с неба. Небо не то что хмурое, но низкое, белесое, нависающее то мелким дождем, то туманом. Тепло, но меня уже начинает пробирать озноб — знак того, что я уже начал отдавать силы.

Нет, мне не грозит переохлаждение. Другое.

Маг, не выполнивший свой долг, подлежит наказанию, соответствующему проступку. Но выбрать его он может сам. Поэтому я и выращиваю дерево, которое надолго останется среди людей — на многие поколения. Будет радовать их в праздники, поддерживать в минуты печали. Под его кроной человека покинут все тревоги, он вновь ощутит себя полным сил и желаний.

Так будет.

Помощники нашли замечательное место — на крутом берегу, откуда видно далеко-далеко. Взрыхлили землю, наполнили бочку водой. Справа поставили помост для короля, укрыли его красными коврами, приготовили трон под балдахином. Слева — дощатые трибуны, чтобы простые люди тоже могли видеть таинство магии.

Всё готово — я вижу.

Зажигаю маленький оранжевый огонек на раскрытой ладони, подношу его к жёлудю и так вместе погружаю кисти во вскопанную землю.

Начало положено. Огонек согреет землю, подтолкнет жёлудь, и тот начнет расти, не взирая на время года.

Маленький зеленый черенок проклюнулся из жёлудя, выпустил зеленый листик, уцепился корнями за землю и полез вверх, к моей руке. Я тяну его ввысь, питая силой, отдавая ее постепенно, чтобы еще такой слабый росток не захлебнулся, не полез вширь или закрутился тугими жесткими узлами, которые не расплести.

Вот вылезла боковая веточка, на ней зазеленел еще один глянцевый лист, другой, третий… Им нужна пища — моей внутренней силы недостаточно — и я зажигаю над деревцем маленькое солнышко. Оно дрожит желтым шариком в тумане, не в силах разогнать его, но добросовестно освещая листву.

Красивое, наверно, зрелище. Только я не могу оценить его — силы уходят на свет и росток, и нельзя отвлечься. Мне потом расскажут, как всё было.

А люди радуются. Они всегда радуются, даже сейчас. Смотрят на меня и смеются. Для них то, что происходит, сродни представлению, что дают на площади вырядившиеся фигляры.

Поэтому я предпочел бы темноту, когда никто не может увидеть, как некогда могущественный маг растит дерево.

Процесс не сложен. Нужно всего лишь точно вообразить, как должен выглядеть предмет, который выйдет из твоих рук. Ручаюсь, что гончары, изо дня в день лепящие горшки, или кузнецы, выковывающие подковы, прекрасно знают, что у них должно получиться. Если мастер настоящий, то он вкладывает кусочек души в свое изделие, и оно долго радует всех своей крепостью и красотой. Долго живет.

Если человек тяготиться своим делом, то и горшки у него выходят хрупкие да кривые, а подковы тут же слетают с копыт лошади, чтобы попасть всаднику в лоб.

Маги — такие же люди. Бывают хорошие, талантливые, любящие свое дело. А бывают и совсем другие, отбывающие повинность — работу. Последние и живут дольше, и посты высокие занимают, и на виду всегда.

Если же маг радеет за то дело, которому посвятил свою жизнь, то его жизнь коротка. Потому, как на горшок немного души требуется, а на воздушный замок — почти половина уходит. А как магу без души жить? Так же, как и человеку.

Ствол уже толщиной с руку, а кроны давно не достать. Теперь я не тяну дуб, а подталкиваю его снизу, обхватив ладонями ствол. Я слежу за ветвями, чтобы они оставались ровными, за листьями, за корнями. Обязательно нужна вода и питательные вещества, много солнечного света и воздуха определенного состава.

Всё это требует внимания, отнимает силу, но я справляюсь. Я знал, на что иду, и заранее подготовил нужные заклятия, разведал потоки силы, подтянул ближе требуемые вещества из почвы. И всё равно воды не хватает. Приходится доставлять ее из реки, останавливая грунтовые потоки и поворачивая их вспять. И не забывать следить за колодцами, чтобы случайно не зацепить их водоносные горизонты.

Дуб растет, выпускает новые ветви, раскрывает листочки, которые почти моментально буреют, скукоживаются и падают на землю, а на их месте тут же возникают новые. Опавшие разлагаются, впитываются почвой и возвращают питательные вещества корням.

Чем дерево старше, тем сложнее поддерживать его рост. Но нельзя останавливаться на середине дороги, когда должен пройти ее всю до конца.

Я знаю — что это такое — остановиться. Не сделать нужный шаг. Ждать его от другого. Другой…

— Что ты хочешь?! — Белль говорила резко, с надрывом, боясь не вовремя пустить слезу и показаться слабой.

— Это неважно. Тебе решать, — ответил я.

— Я хочу слышать твое мнение. Твое! А уж потом я решу.

— Зачем оно тебе? Ты же знаешь — мне под силу всё, — я не хвастался. Просто констатировал факт. Для придворного мага нет невыполнимых задач.

— Ах, вот как?! Значит, тебе всё равно?! — от возмущения Белль некрасиво покраснела и наморщила лоб.

— По большому счету — да…

— Вот и оставайся один! Живи как хочешь! Мне плевать и на тебя, и на твою силу! Кроме нее, тебя никто больше по-настоящему не интересует.

— Я не буду один. Сын всё равно останется со мной.

Белль зло посмотрела на меня и не стала отвечать. Повернулась и пошла прочь, задевая руками за стволы берез, срывая с них белые тонкие ленты коры, которые трепыхались на ветру, словно победные вымпелы.

Странно. Я думал, что она будет просить, умолять, устроит скандал, в конце концов. Тогда я уступлю, позволю ей почувствовать себя победительницей, и мы помиримся, чтобы никогда не