тебе нужен не просто владеющий техникой, не просто артистичный, и так далее, а ещё и с определённым образом мыслей. Понятно?
Опять он про эти мысли. Нет, непонятно.
Вздыхаю и иду переодеваться. Надо ещё зайти сегодня к подруге. Она ведёт группу танго, работает с парами. Может, что-нибудь посоветует.
Поднимаюсь на второй этаж. С открытой площадки хорошо видно Наташиных танцоров — две пары. Один парень сидит в углу на лавочке. Наверное, его пара не пришла. Наташа, в чёрном трико похожая на какую-то длинноногую козявку, останавливает одну пару и занимает место партнёрши, показывает резкий наклон, старательно что-то объясняя обоим. Пышнотелая длинноволосая девушка разводит мощными руками и мотает головой. И как такую кариатиду вообще взяли танцевать? Наташа объявляет перерыв, и все разбредаются. Спускаюсь в зал. — Муська, привет! Решила перейти на танго? — смеётся Наташа, тряся чёрными кудрями. — Привет. Ты почти угадала. Пытаюсь танцевать с мужчиной, но не получается. — Ты серьёзно? — тоненькие Наташины брови ползут вверх. Мы усаживаемся на скамейке. — Серьёзно. Понимаешь… Рассказываю ей про золотой дождь, про вчерашние пробы, про сегодняшнюю неудачу. Она то хмурится, то хихикает, то понимающе кивает. — Значит, никто фишку не просекает? С дождём. — Нет, — вздыхаю, искоса поглядывая в угол. Парень, сидевший а одиночестве, до сих пор прислушивался к нашему разговору. — Кто это? — шёпотом спрашиваю я, не глядя в его сторону. — Вовка-то? — так же шепчёт Наташа, — Новичок, второй раз приходит. Загонял вчера партнёршу так, что больше мы её не видели. Ему бы не танго танцевать, а коней на скаку… Парень поднимается и подходит к нам. Не такой уж и парень, впрочем. Ему лет тридцать — тридцать пять. Тёмные волосы, серые глаза, в лице… как это называется… Одухотворение, вот. И спокойный, как танк. Не верю, что он замучил партнёршу. — Здравствуйте, меня зовут Владимир. Извините, я случайно услышал ваш разговор… Дело в том, что я немножко танцую фламенко… Наташа качает головой, переводя взгляд с него на меня.
Мы встаём в пару — попробовать. Выясняется, что у Наташи нет подходящей музыки — танго не очень-то подходит. «Ничего», — говорит мой нежданный партнёр и начинает отбивать ритм ладонями. Сразу задаёт сложный, ломаный компас. Я не успеваю удивиться, мне хочется тут же выполнить рисунок. Это для меня новое и оттого чуть захватывает дух. Ходить по этажам всегда холодно, поэтому я взяла с собой шаль. Как она мне сейчас пригодилась! Сделаю вид, что это мантилья… Сразу улавливаю настроение, сливаюсь с ритмом в одно. Ноги, кажется, живут самостоятельно, руки разворачивают мантилью. Я выгибаю спину и бросаюсь в водопад байле — танца. Музыка не нужна, я и так её слышу. Владимир начинает сапотеадо, устремляясь за мной. Он уже не хлопает, его руки, словно внезапно обретают упругость, ловят ветер, несут его в прозрачную бездну за мной, за мной, за мной… Во фламенко тангос. Он — чёрная птица, а я — вихрь, кружащий лёгкую шаль. А теперь мы оба — птицы, и небо, расколотое пополам, зовёт нас к себе. Наконец, птица только я, а он — что-то стремительное, сверкающее и странное, какая-то сущность, наполненная смыслом. И я уже знаю, что это за сущность. Я чувствую её смысл и устремляюсь туда, где кантаор Золотой дождь шепчет свою странную песню…
«Люди делятся на две категории. По времени, затраченному на подбор слов для ответа. Мало или много. Сложно. Вежливо, чтоб не обидеть. Корректно, с учётом психологического портрета. Коротко или длинно, ёмко или пространно — но всегда обдуманно. Или же — просто. Без подтекста. Без оглядки на ситуацию, на личность, на последствия. Люди делятся по количеству полутонов. Мягких и резких, сплошных и мазками. Люди — это рисунки на полотне познания. Моего познания жизни. Люди разные энергетически. Лидеры и сочувствующие. Водопады и озёра. И есть ещё течения, турбулентные потоки. Их я боюсь больше всего. Как отличить силу от слабости? Страх от смелости? Чуткость от равнодушия?
А я умею рисовать лица. Наносить штрихи — черты, что каждый прячет, но они неизменно вылезают наружу.
Дай мне руки, я закружу тебя в этом ритме. Не надо ждать, не надо притворяться. Просто иди за мной. Вторь мне. Танцуй со мной. Я — пульс. Я — фламенко. Я — Дождь золотой»…
Дождь увлекает меня в свой золотой танец, и мне кажется, я слышу в его шелесте все песни старой Андалусии… Мы танцевали бы, наверное, до вечера, но внезапно я вспоминаю о времени и оглядываюсь. Владимир тоже останавливается. Вся Наташина группа, да ещё куча народа наверху на смотровой площадке взрываются аплодисментами. Подходит Сергей Петрович — он, оказывается, тоже был здесь и видел танец. — Да, это то, что нужно, — тихо говорит мне хореограф и протягивает руку Владимиру. — Добрый день…
Иду домой счастливая. Ветер в небе, оставшиеся листья на деревьях, мерзлая слякоть под ногами — всё поёт и вторит мне. Фламенко тангос… Художника нет и сегодня, но теперь меня это не огорчает. На завтра назначена репетиция, хотя, думаю, она не нужна. Танец во мне, и теперь я его не забуду.
Поднимаюсь на второй этаж. С открытой площадки хорошо видно Наташиных танцоров — две пары. Один парень сидит в углу на лавочке. Наверное, его пара не пришла. Наташа, в чёрном трико похожая на какую-то длинноногую козявку, останавливает одну пару и занимает место партнёрши, показывает резкий наклон, старательно что-то объясняя обоим. Пышнотелая длинноволосая девушка разводит мощными руками и мотает головой. И как такую кариатиду вообще взяли танцевать? Наташа объявляет перерыв, и все разбредаются. Спускаюсь в зал. — Муська, привет! Решила перейти на танго? — смеётся Наташа, тряся чёрными кудрями. — Привет. Ты почти угадала. Пытаюсь танцевать с мужчиной, но не получается. — Ты серьёзно? — тоненькие Наташины брови ползут вверх. Мы усаживаемся на скамейке. — Серьёзно. Понимаешь… Рассказываю ей про золотой дождь, про вчерашние пробы, про сегодняшнюю неудачу. Она то хмурится, то хихикает, то понимающе кивает. — Значит, никто фишку не просекает? С дождём. — Нет, — вздыхаю, искоса поглядывая в угол. Парень, сидевший а одиночестве, до сих пор прислушивался к нашему разговору. — Кто это? — шёпотом спрашиваю я, не глядя в его сторону. — Вовка-то? — так же шепчёт Наташа, — Новичок, второй раз приходит. Загонял вчера партнёршу так, что больше мы её не видели. Ему бы не танго танцевать, а коней на скаку… Парень поднимается и подходит к нам. Не такой уж и парень, впрочем. Ему лет тридцать — тридцать пять. Тёмные волосы, серые глаза, в лице… как это называется… Одухотворение, вот. И спокойный, как танк. Не верю, что он замучил партнёршу. — Здравствуйте, меня зовут Владимир. Извините, я случайно услышал ваш разговор… Дело в том, что я немножко танцую фламенко… Наташа качает головой, переводя взгляд с него на меня.
Мы встаём в пару — попробовать. Выясняется, что у Наташи нет подходящей музыки — танго не очень-то подходит. «Ничего», — говорит мой нежданный партнёр и начинает отбивать ритм ладонями. Сразу задаёт сложный, ломаный компас. Я не успеваю удивиться, мне хочется тут же выполнить рисунок. Это для меня новое и оттого чуть захватывает дух. Ходить по этажам всегда холодно, поэтому я взяла с собой шаль. Как она мне сейчас пригодилась! Сделаю вид, что это мантилья… Сразу улавливаю настроение, сливаюсь с ритмом в одно. Ноги, кажется, живут самостоятельно, руки разворачивают мантилью. Я выгибаю спину и бросаюсь в водопад байле — танца. Музыка не нужна, я и так её слышу. Владимир начинает сапотеадо, устремляясь за мной. Он уже не хлопает, его руки, словно внезапно обретают упругость, ловят ветер, несут его в прозрачную бездну за мной, за мной, за мной… Во фламенко тангос. Он — чёрная птица, а я — вихрь, кружащий лёгкую шаль. А теперь мы оба — птицы, и небо, расколотое пополам, зовёт нас к себе. Наконец, птица только я, а он — что-то стремительное, сверкающее и странное, какая-то сущность, наполненная смыслом. И я уже знаю, что это за сущность. Я чувствую её смысл и устремляюсь туда, где кантаор Золотой дождь шепчет свою странную песню…
«Люди делятся на две категории. По времени, затраченному на подбор слов для ответа. Мало или много. Сложно. Вежливо, чтоб не обидеть. Корректно, с учётом психологического портрета. Коротко или длинно, ёмко или пространно — но всегда обдуманно. Или же — просто. Без подтекста. Без оглядки на ситуацию, на личность, на последствия. Люди делятся по количеству полутонов. Мягких и резких, сплошных и мазками. Люди — это рисунки на полотне познания. Моего познания жизни. Люди разные энергетически. Лидеры и сочувствующие. Водопады и озёра. И есть ещё течения, турбулентные потоки. Их я боюсь больше всего. Как отличить силу от слабости? Страх от смелости? Чуткость от равнодушия?
А я умею рисовать лица. Наносить штрихи — черты, что каждый прячет, но они неизменно вылезают наружу.
Дай мне руки, я закружу тебя в этом ритме. Не надо ждать, не надо притворяться. Просто иди за мной. Вторь мне. Танцуй со мной. Я — пульс. Я — фламенко. Я — Дождь золотой»…
Дождь увлекает меня в свой золотой танец, и мне кажется, я слышу в его шелесте все песни старой Андалусии… Мы танцевали бы, наверное, до вечера, но внезапно я вспоминаю о времени и оглядываюсь. Владимир тоже останавливается. Вся Наташина группа, да ещё куча народа наверху на смотровой площадке взрываются аплодисментами. Подходит Сергей Петрович — он, оказывается, тоже был здесь и видел танец. — Да, это то, что нужно, — тихо говорит мне хореограф и протягивает руку Владимиру. — Добрый день…
Иду домой счастливая. Ветер в небе, оставшиеся листья на деревьях, мерзлая слякоть под ногами — всё поёт и вторит мне. Фламенко тангос… Художника нет и сегодня, но теперь меня это не огорчает. На завтра назначена репетиция, хотя, думаю, она не нужна. Танец во мне, и теперь я его не забуду.