благодарно мне улыбается.
— Да.
— Ну наконец договорились. И часто вы ходите на танцы в Голчевицы? Каждую субботу?
— Нет. Не каждую. Когда приезжаю в Колбач, то хожу. Но не всегда. Бывает, что нужно помочь отцу. Сготовить, заштопать или постирать. Я приезжаю из техникума в субботу, а в воскресенье вечером уже надо ехать обратно в город.
— Понятно. Значит, вы не часто бываете в Колбаче? А хорошо вы знаете замок?
— Я тут родилась.
— В сорок первом?
— В сорок первом. Девятнадцатого января. Завтра у меня День рождения.
— В таком случае желаю хороших отметок на экзаменах. Очень сожалею, что вместо подарка я вынужден задавать вам неприятные вопросы.
Труда Фрич равнодушно усмехается.
— Когда вы так спрашиваете, я не боюсь.
— Бояться вам нечего.
— Я думала, что вы будете говорить про того… Ну… который приехал на машине…
— Нет. Он меня совершенно не интересует. Вы его видели?
Она посматривает на меня искоса из-под полуприкрытых век.
— Видела.
— Разговаривали с ним?
— Да. Один раз.
— О чем?
Труда Фрич некоторое время молчит, отодвигает сумку, но ровно настолько, чтобы снова можно было в последний момент прижать ее к груди.
— Он вас спрашивал о чем-либо?
— Да.
— О чем?
— О той комнате… Но я, я… Только вы мне поверьте, правда… Я в самом деле не хотела туда идти. Пани Ласак не согласилась, не хотела ни за что на свете, и отец велел мне отнести туда ужин. Пан Бакула тогда не выходил из своей комнаты, а то бы ни за что на свете… Я туда никогда не хожу. Никогда!
— О какой комнате вы говорите, панна Фрич?
— Но ведь вы же знаете! Ну, та самая, где стулья.
Я смотрю на девушку очень внимательно. Мало сказать, что она испугана. Она сейчас похожа на загнанного мокрого зайчонка.
— Панна Фрич, что нужно было приезжему в той комнате со стульями?
— Не знаю. — Труда Фрич втягивает голову в плечи.
— Что ему было нужно в той комнате, панна Фрич?
— Я не знаю… В самом деле не знаю… Может, ему кто сказал, что тот всегда там сидел за столом?
— Панна Фрич, вы отвечаете не очень-то ясно. Может, будет лучше, если мы снова вернемся к вопросу о танцах в Голчевицах?
— Нет. Я говорю понятно. Говорю то, что знаю.
— Ну, так кто сидел за столом и чего хотел этот человек, который приехал на машине и которого вы проводили в комнату со стульями? Где эта комната?
Труда Фрич поднимает голову и указывает рукой на огромную хрустальную люстру. Потом испуганно вскрикивает и закрывает глаза.
В левом крыле замка зажигается и гаснет свет.
— Панна Фрич! — кричу я и хватаю ее за плечи.
— Нет! Нет! Я не хочу, не хочу, не хочу!.. Ничего не скажу, ничего!..
Когда Труда Фрич зарывается головой в обивку кресла, я осторожно приоткрываю сумку и заглядываю внутрь. В ней лежат какие-то смятые тряпки, завернутые в газету, по-видимому, что-то из одежды.
— Вы видели? — слышу я вдруг голос Труды Фрич.
— Люстру? — спрашиваю холодно.
— Да. Это там, — отвечает девушка.
— Та комната со стульями?
— Да.
— А что в ней находится? Только стулья?
— Там столовая. Длинный стол и стулья. Две картины со сражениями. Больше ничего. Да, еще буфет.
— Кто там бывает? Вы сказали, что кто-то сидит за столом. Кто?
— Не знаю.
— То есть как это вы не знаете? Вы же живете в этом замке и далее родились здесь…
— Не знаю. В замке живет только отец пани Ласак, потому что она выписалась из кооператива в Голчевицах, и пан доктор Бакула.
— Ну, а тот тип? Вы его видели?
— О да, — горячо отзывается девушка. — Видела. Два раза. Один раз, когда еще была совсем маленькой. В шестом… Нет, когда училась в пятом классе. Вы знаете, мне отец велел там стереть пыль, потому что ждали какую-то экскурсию, нет, это, наверное, были отдыхающие с курорта… Уже точно не помню… И он там был.
— Кто?
— Не знаю. Просто был. Он там всегда сидит. Всегда.
— А второй раз, панна Фрич?
Девушка пристально всматривается в пасть камина, долго молчит, и я вынужден переспросить еще раз.
— Тогда… В пятницу ночью.
— В пятницу ночью? Когда умер тот человек, что приехал на машине?
— Он не умер, — отвечает совершенно равнодушно Труда Фрич и медленно выпрямляется в кресле. — Его убили.
— Помилуйте, что вы говорите, панна Фрич! Убили? Кто его убил?
— Я его убила.
Девушка медленно опускает голову на высокий подлокотник кресла и неподвижным взглядом смотрит мне прямо в глаза, смотрит долго и пристально, пока наконец до меня не доходит, что она без сознания.