какое-то письмо сквозь дырочки в своем почтовом ящике, удивился, поскольку ни с кем ни в какой переписке не состоял. Сперва этот вызов озадачил его, даже несколько взволновал: с базы в Клинцах они с напарником отломили шесть ящиков огурцов, скинули их, левые, знакомой лоточнице. Навар небольшой, но все же… Но он не думал, что она сгорела: прошло уже столько дней! Может, это насчет «Пробы»? Усов повеселел, на работу можно сегодня не идти, а сходить в пивной бар…
— Да вы садитесь, Владимир Александрович, — Скорик в упор разглядывал Усова, и когда тот, не выдержав взгляда, отвернул лицо и сел, Скорик сказал: — Мы проверяли ваш торг, сигналы поступили, — Скорик бил по невидимой цели, наперед предполагая, что она есть: он знал по опыту, что с баз воруют, тащат левый товар и реализуют в сговоре с торговлей. — Вы из каких районов возите овощи?
Усов почувствовал, как в животе что-то холодно шевельнулось, словно жабу проглотил, а шея горячо взмокла. «Все, где-то мы погорели! — тоскливо подумал он. — Но где?..» — И на вопрос Скорика перечислил районы области, из которых возили овощи…
Еще минут пятнадцать Скорик потрошил его расспросами о луке и помидорах, огурцах и капусте, выяснял, какие магазины обслуживает база. Усов вздыхал, утирал пот, ему казалось, что в пересохшем рту язык разбух и мешает говорить.
— Хорошо, Владимир Александрович, мы к этому еще вернемся, а сейчас взгляните-ка сюда. — Скорик снял газету, покрывавшую стол. Под ней оказалось штук десять фотографий: те, что принес Агрба, и одна приложенная Скориком, где был изображен Лагойда. — Владимир Александрович, тут есть кто-нибудь, кто вам знаком? Посмотрите внимательно, — Скорик взял новый бланк допроса.
Усов, как бы ощутив передышку, быстро привстав, склонился над снимками, суетливо забегал глазами по лицам.
— Вот этого знаю, — ткнул он пальцем в фотографию Лагойды.
— Кто он?
— Фамилию и имя не знаю.
— Где вы с ним встречались?
— Раза два-три видел его.
— У кого?
— У Жени Корольца, — Усов отвечал быстро на быстрые вопросы Скорика, новая тема принесла облегчение, следователь вроде позабыл об овощах. Усов был рад поддержать ее, даже услужить следователю, лишь бы тот больше не возвращался к их начальному разговору; краем сознания Усов улавливал, что все повернулось почему-то к «Пробе», но теперь ему было наплевать на того: во-первых, надо спасаться самому, а во-вторых, «Проба» далеко-далеко, в Калмыкии, а на этого, чью морду он опознал, ему вообще чихать…
— При каких обстоятельствах вы видели этого человека? — продолжал Скорик.
— Заходил к соседу, один раз, кажется за солью, а еще раз взял в долг деньжат. Он как раз сидел у него.
— О чем-нибудь говорили?
— Они?
— Они и вы.
— Может и говорили, не знаю. Я взял за чем пришел, тут же и ушел.
— Вы сказали, что видели два-три раза. Пока получилось два, а где третий? Тоже у Корольца?
— Нет.
— А где?
— На шоссейке.
— Где, где? — изумился Скорик. Он ожидал всего, только не этого.
— На шоссейке.
— Ну-ка, Владимир Александрович, подробней, — Скорик невольно закусил губу.
Без особого труда Усов вспомнил жаркое июньское утро, шоссе за Богдановском, машину, на которой они везли ящики с огурцами, красный «жигуленок», пытавшийся обогнать их и свернувший потом на грунтовку, шедшую к берегу на пятнадцатом километре, где висел знак «Правый поворот запрещен», вспомнил водителя, двухцветную каскетку с большим козырьком и женщину, сидевшую в салоне…
— Вы смогли бы ее узнать? — спросил Скорик. — Женщину эту.
— Нет, лица не разглядел, она сидела в глубине.
— Когда это было?
— В июне, кажется, в середине.
— Число не помните?
— Нет.
«Если были они, Кубракова и Лагойда, то только в среду 16-го июня, подумал Скорик. — В какие числа база получала огурцы в Богдановске, установим по накладным… Это не проблема… Есть еще грузчик — напарник Усова и шофер, у него путевой лист… Да и работники, отпускавшие в Богдановске огурцы…»
— Хорошо, Владимир Александрович, на сегодня хватит. Можете идти, сказал Скорик.
— На работу? — вздохнув, спросил Усов радостно.
— Чего вам спешить на работу? — вдруг весело подмигнул Скорик. Гуляйте сегодня, начальству завтра покажете повестку… Только подпишите мне эти странички, — он придвинул Усову протокол допроса…
Когда Усов ушел, Скорик, улыбаясь во весь рот, сгребая фотографии со стола, взял снимок Лагойды и сказал ему:
— Вот так, милок! Нельзя ездить под запретный знак!
Зазвонил телефон. Скорик взял трубку.
— Ты что, Витя, забыл? — раздался голос Войцеховского. — Мы уже сорок минут ждем.
Только сейчас Скорик вспомнил, что у Войцеховского сегодня день рождения. Обычно для нескольких коллег Войцеховский устраивал днем выпивку у себя в кабинете криминалистики.
— Иду, Адам! У меня подарок к тебе обнаружился! Ох, какой подарок!
— Давай по-быстрому: водка перегреется… Хрен с ним, с подарком!..
— Не скажи, — Скорик дал отбой и тут же позвонил Кате: — Катюнь, я задержусь и приду домой пьяный, — весело сказал он.
— В честь чего?
— У Адама день рождения. А во-вторых… У Адама день рождения, мы выпьем за его здоровье и за здоровье Лагойды. Поняла?
— Поняла, конспиратор. Домой будешь идти, смотри под трамвай не попади. Передай Адаму мои поздравления.
— Я его поцелую. А вечером тебя…
— Еще посмотрим, в каком состоянии придешь…
ЛитВек: бестселлеры месяца
