Ныне существующая ситуация, когда отсутствие стройной и непротиворечивой системы представлений о будущем страны компенсируется абстрактными лозунгами «величия и процветания», аморфной и беззубой идеологией центризма, не может быть более терпима. Необходимо определиться, какие ценности будут культивироваться в нашей стране с ее противоречивым прошлым и не менее противоречивым настоящим; какое место она будет занимать в мире — в мире, который в обозримом будущем неизбежно будет оставаться внутренне разделенным, — через десять, пятнадцать, двадцать пять лет.
Повторим еще раз — нравится нам это или нет, но реальность нашего времени такова, что мир продолжает оставаться крайне неоднородным, наряду с группой стран, концентрирующих у себя большую часть наиболее ценных экономических ресурсов, в первую очередь интеллектуальных и технологических, а также финансовых и силовых, существует и будет существовать огромная мировая периферия, лишенная доступа к основной части благ, являющихся результатом использования этих ресурсов. Для России как страны, находящейся сегодня в «серой зоне», где имеются объективные предпосылки для движения в разных направлениях, существуют только два пути: либо, используя эти предпосылки, попытаться стать частью ядра мирового капиталистического хозяйства (этот путь условно можно назвать «европейским выбором» для России), либо искать свое место на его периферии. Можно приводить аргументы в пользу того или другого варианта, но очевидным должно быть одно: никакого «третьего», «евро-азиатского», какого угодно «своего» пути нет и не будет. Страх поступиться частью собственного суверенитета как аргумент против «европейского» или «евро-атлантического» пути для России понятен и даже отчасти обоснован. Но единственная альтернатива — место на периферии мировых процессов. Она также неизбежно связана с ограничением государственного суверенитета — не обязательно формальным, но, по существу, еще более значительным, поскольку суверенитет и независимость имеют смысл только в той степени, в какой имеются практические возможности их реализации.
(Суверенитет слабого и зависимого — это как свобода без денег: вроде бы есть, а воспользоваться невозможно.)
Если же мы посмотрим на то, чем отличаются страны, входящие в первую группу, от остальных, то нельзя не признать в качестве общей и объединяющей их черты наличие определенного набора базовых ценностей, к которым в первую очередь относятся приоритет прав человека, в том числе права собственности, индивидуальная свобода и понятие социальной справедливости. Можно спорить о том, что первично — эти ценности или экономическая эффективность. Является ли относительное экономическое процветание этой группы стран следствием приверженности их политической элиты названным ценностям или, наоборот, экономическое благополучие создает возможности для относительно более полной реализации принципов личной свободы, безопасности и сглаживания социального неравенства? Лично мне представляется, что истина в этом споре, как водится, лежит где-то посередине, но главное в другом. А именно: признавая, конечно, что было бы контрпродуктивно, да и просто глупо пытаться немедленно перекроить ткань общественных отношений в строгом соответствии с названными ценностями, нельзя вместе с тем не видеть, что без формулирования их как общественных целей, как ориентира при выборе стратегии никакие реформы как средство модернизации российского общества невозможны.
Модернизация государства без человека, без провозглашения и реального приоритета интересов конкретного гражданина неизбежно приведет нас в ряды наций бедных и бесправных, то есть в конечном итоге к ситуации, прямо противоположной задачам модернизации.
Итак, в реально сложившихся условиях первым шагом на пути к новому общественному договору, модернизации и эффективным реформам как ее инструменту должно быть принятие в качестве базовых ценностей человека и гражданина и его свобод; его права на собственность и одновременно на социальную справедливость; приоритета института права по отношению к соображениям политической целесообразности и субъективным представлениям о ней конкретных лиц, наделенных властью и собственностью. Естественно, речь идет не о слепом следовании этим принципам во всех возможных ситуациях, но о принятии их в качестве главных, базовых ориентиров. Другими словами, понятия правового государства, гражданских прав и свобод, социальной справедливости должны стать своего рода компасом «дорожной карты» российских реформ.
Далее, подлинные реформы, которые еще только предстоит начать, стартуют не с чистого листа. Нынешнее российское общество — отнюдь не tabula rasa, у него есть своя история, да и у самих реформ — предыстория в виде весьма неоднозначных событий последних полутора десятилетий, которые наложились на имперскую авторитарную и советскую тоталитарную традицию. Соответственно, прежде чем начинать собственно реформы, необходимо определиться с существующими условиями и, главное, подвести некую черту под нынешним периодом российской истории со всеми его политическими, социальными и экономическими последствиями.