Гюнтер Теске Конец одной карьеры

Артисты из среды саккарцёв и фуманитов были виртуозами мирового класса. Прирожденный дар движения у этих народов создавал неисчерпаемые возможности для открытия всех новых талантов. К тому же наиболее состоятельные группы устроителей спортивных зрелищ заботились об основательной выучке лучших из лучших. Поэтому каждый житель планеты Луланде считал совершенно естественным, если первые призы на «Большом Смотре» неизменно вручались представителям этих народов, ибо, шла ли речь о «прыжках красоты» или фигурных прыжках, о танцах на высоко натянутых канатах, групповом восхождении или излюбленных махах флагами, всегда они представляли зрелище необычайное.

Однако за два лета до очередного «Большого Смотра», участвовать в котором снова вызвались все двадцать пять народов Луланды, единый мир любителей артистичности зашатался. Неожиданно темой разговоров стали уже не любимые звезды из саккарцёв и фуманитов — туккумцы приковали к себе внимание небывалыми, фантастическими результатами.

Туккумские артисты на межнациональных представлениях выигрывали большинство видов соревнований с таким преимуществом, что конкуренты от отчаяния, если их не схватывали судороги, еще на арене разрывали свои лицензии или разъезжались по домам, качая головой, с опустошенными взглядами. На всех этих состязаниях незаметно, на заднем плане, присутствовал и руководил победителями один человек, который был указан в заявке национального смотрового совета туккумцев как режиссер Гибсон Дорж. Наличие нарушений правил или скрытых манипуляций со стороны туккумцев, несмотря на большие старания, доказать не удалось. Поэтому никто не мог оспаривать их право пользоваться услугами такого Большого режиссера, как Гибсон Дорж.

Подобные таинственные личности уже вошли в историю артистичного спорта Луланде, достаточно вспомнить здесь только Туммера Тункеники, Холмена Драммера и Г. Оргбуша. Их рецепты являлись новыми и лучшими методами подготовки, которые неизменно приводили к высшим достижениям. Правда, их подопечные никогда не демонстрировали подобного превосходства и не добивались таких внушительных показателей.

Единственным на Луланде, кто оставался безучастным ко всему переполоху, предположениям и даже подозрениям вокруг Гибсона Доржа, был Гибсон Дорж. Непоколебимо и целеустремленно он продолжал свою деятельность в специальном центре, не задумываясь над своей двойственной популярностью.

Тяжеловесное тело Гибсона Доржа грузно опиралось на две вечно прогнувшиеся ходули. На его лице отсутствовал выдающийся признак туккумцев — большой орган обоняния, вместо этого легко было распознать отчетливые признаки бочкообразного образования, типичного для мужской части фуманитов. В то же время его темные стеблевидные глаза давали основание луландцам угадывать его принадлежность к саккарийским народам. Короче говоря, этот Дорж мог принадлежать к любому народу Луланде, он мог быть с Формакса или даже с одной из очень удаленных планет солнечной системы. Как известно, высокоразвитые существа на всех кислородно-азотных планетах Галактики едва ли отличались так разительно друг от друга, как это было с народами на Луланде.

Если Дорж сидел вечером вместе с артистами в комнате с транслятором и диктор начинал говорить в предстоящем репортаже «о таинственном Гибсоне Дорже и его чудесных средствах», он тихо улыбался про себя и неслышно выходил из комнаты. Вот и сейчас он снова поднялся, потому что перед задником артистической сцены на экране возникла голова знакомого репортера Оттоло, вопрошавшего: «Где находится предел возможностей луландцев? Критические размышления по поводу новейших рекордов туккумцев и их режиссера, или, лучше сказать, волшебника Гибсона. Доржа».

Дорж еще не дошел до двери, когда из глубокого кресла донесся намеренно равнодушный мужской голос:

— Я бы очень хотел знать, что сам непостижимый режиссер скажет об этих дискуссиях. Может, и в самом деле здесь не все чнсто.

Дорж, словно споткнувшись, остановился и, казалось, вслушивался в висевшие в помещении слова. Он наклонил свою большую лысую голову и поискал глазами произнесшего эти слова. Однако в комнате ничто не двигалось. Все напряженно всматривались в красочно мерцающую телепластину. Дорж вернулся и сел, грозно откашлявшись.

Фильм шел недолго, и снова голова репортера заполнила экран. Тех, кто ждал, что теперь он объяснит методы Гибсона Доржа, охватило разочарование. «Рекорды поразительны, это факт. Чем они достигаются, об этом туккумские артисты не могут или не хотят говорить. Это понятно, ведь их доход существенно повышается благодаря этим достижениям. Таким образом тайна, связанная с чудо-тренером Гибсоном Доржем и его успехами, остается неразгаданной».

Дорж поднялся с презрительной ухмылкой. Он подошел к одному из молодых людей, строго посмотрел на него со своей высоты и сказал громко и отчетливо:

— Вы хотели знать, что я скажу обо всей этой болтовне, суперартист Котта. Тогда идемте со мной.

Он повернулся и пошел из комнаты, ни разу не оглянувшись. Молодой человек следовал за ним, пружинисто шагая. И только то обстоятельство, что он очень тихо закрыл за собой дверь, могло бы сказать внимательному наблюдателю, что внешние уверенность и самообладание Котты не совсем согласовывались с его внутренним состоянием.

Гибсону Доржу принадлежало несколько комнат в спеццентре, служивших ему жильем и лабораторией.

Он включил свет и жестом пригласил артиста подойти поближе. Явно ошарашенный, тот последовал за ним в среднее помещение, уставленное дорогими скульптурами и редкими растениями.

— Садитесь, Котта.

Дорж не терпел возражений. Котта, любимец миллионов зрителей, опустился в пневматический овал, который тотчас начал приятно покачиваться. Дорж подошел к одному из обвитых растениями автоматов и выудил два фужера.

— Вы выпьете немного перлуса, это не повредит, — сказал он и энергичным движением руки погасил попытку Котты протестовать.

Он протянул ему фужер и скользнул во второе кресло. Молча потягивал напиток и не отрываясь глядел Когте в глаза. Артист попробовал отвечать ледяным Взглядом, ему удалось это лишь на какие-то секунды.

Дорж насмешливо улыбался.

— Итак, с этим не все чисто, считает суперартист Котта.

Котта резко кивнул:

— Любой, если он сам артист и участвует хотя бы в малых состязаниях или для собственного удовольствия занимается телесными играми, не в состоянии понять такие неожиданные сверхдостижения.

— А должен ли он это понимать?

— «Должен» —