Литвек - электронная библиотека >> Марина Могильнер и др. >> История: прочее >> Новая имперская история Северной Евразии. Часть I >> страница 127
уложению 1649 г.) стали контролироваться особым «министерством» — монастырским приказом. Патриарх настаивал, что церковь должна быть не просто самостоятельной силой в обществе, но ее решения в области церковной жизни должны быть обязательными для правительства. В 1658 г. Никон пошел ва-банк и поставил царя Алексея перед выбором: признать суверенитет патриарха или вступить с ним в открытую борьбу. Он оставил патриаршую кафедру и удалился в монастырь, где провел несколько лет. Царь не поддался давлению и при поддержке украинского духовенства и «восточных патриархов» (Александрийского и Антиохийского) добился в 1666 г. низложения Никона не ставя под сомнение, впрочем, саму деятельность Никона по созданию «регулярной церкви». Вместо того чтобы признать лидерство церкви в трансформации всего общества в соответствии с новыми идеалами централизации и стандартизации, царь Алексей Михайлович предпочел работать над созданием основы регулярного общества и государства самостоятельно, в известной мере используя опыт никоновской реформы и опираясь на церковь как готовый элемент будущего социального порядка.

Не является случайным совпадением то, что драматические события никоновской реформы и вызванного ею раскола разворачивались одновременно с гражданской войной в Речи Посполитой и переориентацией православного казаческого рыцарства на Москву. Сама эта политическая переориентация была в значительной степени вызвана и подготовлена киевским православным духовенством, отчаявшимся добиться восстановления прежнего полноправного статуса в Речи Посполитой и увидевшего реальную перспективу создания подлинно великого «православного царства» под эгидой Москвы. Это был ответ на политику Контрреформации, превратившую Речь Посполитую фактически в польско-католическое королевство, отторгавшее от себя прежде лояльных руських православных подданных. Московское царство было преимущественно страной «русских людей» (таково написание в тексте Соборного уложения 1649 г.), а не руських, но в условиях крайней пестроты местных народных традиций и говоров и практически идентичной высокой книжной культуры в Киеве и Москве, новая русская или российская общность оказывалась даже более монолитной, чем польская. Специально для этого амбициозного проекта украинские клирики и церковные публицисты разработали концепцию Малороссии и Великороссии как двух частей единого «славянского» народа — подобно тому как польско-литовская шляхта являлась потомком другого древнего «племени» — сарматов.

Термины Малая Россия и Великая Россия появились в XIV в. в переводе с греческого, так в Константинополе определяли митрополии Галицкую (создана в 1303 г.) и Киевскую (после переноса в 1299 г. в северовосточные рѹськие земли). В греческой языковой традиции определение «малая» и «большая» применительно к территории имеют значение хронологического прецедента. Так, колонии греческих полисов в Средиземноморье получили название Великой Греции (гр. Megali Hellas, лат. Magna Graecia); напротив, Анатолия, с глубокой древности ассоциировавшаяся с «Азией», получила название Малой Азии, когда границы Азии многократно расширились по сравнению с изначальной территорией. К середине XVII в. украинские литераторы-полемисты соединили старое церковное понятие Руси Малой и Руси Великой (как внутренней/внешней, первоначальной/позднейшей) с новым славянским мифом происхождения. В результате была заложена основа идеологии нового государства, все значение которой и даже четкие контуры проявятся десятилетия спустя. В 1674 г. настоятель Киево-Печерского монастыря Иннокентий Гизель напечатал «Киевский синопсис» — первую обобщающую историю рѹських земель, где сформулировал канон представления о единой древнерусской государственности в прошлом и едином «православнороссийском» народе, населяющем некогда входящие в него земли. К Малой и Великой была добавлена Белая Русь (прежде беларуские земли, входившие в состав ВКЛ, упоминались как часть Малой Руси), сформировав знакомое нам триединство, а единственно законной властью над ними была объявлена московская царская власть, наследующая князю Александру Невскому. В дальнейшем на основании этой концепции разрабатывалась политическая доктрина, трансформировавшая в XVIII в. Московское царство лишь в одну из составных частей нового государства — Российской империи.

Вряд ли в середине XVII в. авторы концепции Малой и Великой России могли предугадать все последствия своей работы, в частности, что логика русского языка вскоре возьмет свое, и калька с греческого получит новое звучание — как «второстепенная» и «главная» Россия (подобно «меньшевикам» и «большевикам» в ХХ в.); что политические реалии гражданской войны в Речи Посполитой и казачьего сепаратизма середины XVII в. повлияют на то, что многозначный термин Украина получит однозначное значение «окраины», хотя в социально-политическом и лингвистическом контексте ВКЛ XV−XVI вв. актуальнее было понимание Украины как «края» — типичного средневекового самоопределения людей как «местных». Также ничто не предвещало, что спустя столетие абсолютному доминированию киевской культурной среды над московской неразвитой сферой светской литературы и схоластического богословия придет конец. Тогда миф происхождения, изложенный в «Киевском синопсисе», будет переосмыслен в ином ключе, маргинализируя историческую роль и культурные достижения руських земель. Однако в первые десятилетия после Переяславской рады образованная элита украинских земель пользовалась все возрастающим влиянием в Московском царстве, прежде всего благодаря образованию, полученному в иезуитских и организованных по иезуитскому образцу православных школах и коллегиях.

Активное участие украинских клириков в подготовке никоновских реформ (в частности, они занимались исправлением церковных книг по «греческим» образцам) наложили на реформы еще более явственный отпечаток Контрреформации, и без того очевидный благодаря их структурному происхождению в глобальном перевороте социального мышления эпохи. Вероятно, это стало одной из причин особенно бескомпромиссного и жестокого преследования старообрядцев после московских соборов 1666−1667 гг., принявшего форму вялотекущей гражданской войны. В 1682 г. были сожжены в срубе протопоп Аввакум со своими сторонниками, был казнен видный лидер раскола Никита Добрынин (Пустосвят) и тысячи рядовых сторонников раскола.

Как мы увидим в следующей главе, именно образованные украинские клирики возглавили преследования мусульман в Московском царстве — прежде не испытывающих социальных и политических