вызовом заявил опешившим преподавателям: «Весьма сожалею, но я не считаю для себя возможным сдавать экзамен тем, чей интеллектуальный уровень несравненно ниже моего. Слишком глубоко мое знание предмета!»[1 С. Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. С. 35.]. Разумеется, его немедленно исключили и правильно сделали, ибо, как позднее признавался Дали, «любое собрание преподавателей в любой стране мира поступило бы точно так же, чувствуя себя оскорбленным»[2 Ян Гибсон. Безумная жизнь Сальвадора Дали. С. 135.].
Для отца Дали это исключение стало причиной долгих и тяжких переживаний и крахом последних надежд на академическую карьеру сына, зато самому Дали этот инцидент развязал окончательно руки и навсегда освободил от всяких внешних долгов.
Постоянство памяти. 1931
Музей современного искусства, Нью-Йорк
В том же, 1926 году под впечатлением от кубистических полотен Пикассо, как бы внутренне соревнуясь с ним и пробуя силы в этой модной стилистике, Дали пишет очень красивую и большую вещь - Композицию из трех фигур, которая в другом варианте так и называется Неокубистическая штудия. Две мощные, откровенно стилизованные под Пикассо полуобнаженные женские фигуры в свободных позах расположились по обе стороны от фигуры Святого Себастьяна. Безупречный рисунок и классически строгая, ясная, правильная композиция (все три фигуры вписаны в треугольник, вершиной которого является голова Себастьяна) отсылают эту работу не только к кубизму, но и одновременно к классике, к выверенным и точным работам Пуссена. Между тем, словно убедившись в том, что кубизм ему явно по силам и он в состоянии делать вещи ничуть не хуже самого Пикассо, Дали оставляет кубизм и в 1927 году пишет свои первые сюрреалистические картины: Мед слаще крови и Механизм и рука. К тому времени, еще не став официально членом группы Бретона, он уже целиком поглощен идеями сюрреализма и вполне начитан и образован в близкой и предшествующей ему литературе. Фрейд, его новаторское, революционное учение о бессознательном и влиянии бессознательного на психологию человека, его внимание к снам и интерес к вопросам секса и сумасшествия, его сочинения, начавшие издаваться в Испании в начале 1920-х годов, - все это совершенно перевернуло прежние незыблемые представления о человеке и приобрело невероятную популярность именно в той интеллектуальной мадридской среде, в которой и формировался Дали. С появлением Фрейда на авансцене европейской мысли открылась новая неведомая вселенная, имя которой было бессознательное, то есть те тайные невидимые пружины, которые и движут, как считал Фрейд, человеком. В казавшемся банальным и исчерпанном мире человека вдруг открылся целый космос, полный загадок и тайн, и первыми начали осваивать этот космос сюрреалисты. «Именно тогда, - пишет Дали, - я прочитал Толкование сновидений Зигмунда Фрейда. Это стало одним из величайших событий моей жизни. С тех пор я неустанно занимаюсь толкованием себя - не только сновидений, но абсолютно всего, что со мною происходит, включая так называемые случайности»[1 С. Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. С. 1 33-134.]. Еще одной культовой фигурой сюрреализма, имеющей исключительно важное значение для формирования его эстетики, был никому неизвестный поэт XIX столетия Изидор Дюкас, называвший себя графом де Лотреамоном и умерший в Париже в возрасте 24 лет в полной нищете. Единственный экземпляр его книжки Песни Мальдорора открыл в дебрях Парижской национальной библиотеки Андре Бретон, и эта книжка произвела настоящую революцию в сознании и эстетике будущих сюрреалистов.
Призрак сексуального влечения. 1934
Фонд Галы и Сальвадора Дали, Фигерас
Поразительно изощренное воображение, невероятная раскрепощенность мышления, не скованного никакими догмами и традициями, алогизм и парадоксальность ассоциаций, позволяющие сравнивать красоту мальчика с красотой «случайно встретившихся на анатомическом столе швейной машинки и зонтика», - все это буквально взорвало прежнюю старомодную эстетику и, подобно атомной реакции, высвободило колоссальные возможности, скрытые в человеческом воображении. «Для нас, - писал Бретон, - с самого начала не существовало гения, который мог бы сравниться с Лотреамоном»[2 Ян Гибсон. Безумная жизнь Сальвадора Дали. С. 115.]. Молодой Дали, как и его приятели «ультраисты», обожал Лотреамона. «Тень Мальдорора с тех пор парит над моей жизнью», - писал он позднее, а в 1934 году он в числе других сюрреалистов проиллюстрирует его знаменитую книжку. Ну и конечно же, Дали, всегда так жадно следивший за всеми парижскими новинками и последними тенденциями в европейском искусстве, был очень хорошо осведомлен и о любимце сюрреалистов итальянце Де Кирико с его «метафизической» живописью, и о своем земляке Хуане Миро, и, вообще, о всем том, что делалось в Париже сюрреалистами и дадаистами - Максом Эрнстом, Хансом Арпом, Франсисом Пикабия и Ивом Танги. Последний с его «метальными полями», бесформенными летающими фигурами и пустынными горизонтами оказал на Дали особенное влияние, что, собственно, сам художник никогда и не отрицал. Таким образом, первые сюрреалистические работы Дали явились, с одной стороны, своеобразным итогом осмысления и анализа той новой культуры, которая только недавно возникла в Париже, а с другой - в них очевидна попытка и найти свое место в этой культуре, и выработать свой собственный самобытный язык опять-таки в рамках этой культуры. И нужно признать, что первая же попытка ему удалась. Несмотря на явные заимствования и цитаты из своих предшественников-сюрреалистов, несмотря на явную эклектичность и случайность некоторых элементов, и в Механизме и руке, и в Меде слаще крови виден новый - острый и яркий - художник и узнается почерк будущего Дали. При этом поразительна бешеная, взрывная энергия молодого Дали и его фантастическая работоспособность.
Призрак Вермера Делфтского, который можно использовать как стол (Феноменологическая теория мебели как продукта питания). 1934
Музей истории искусства, Вена
Лицо Мей Уэст, которое можно использовать как квартиру. Ок. 1934-1935
Институт искусств, Чикаго
Кажется, он успевает везде и делает одновременно тысячи дел: помимо
Постоянство памяти. 1931
Музей современного искусства, Нью-Йорк
В том же, 1926 году под впечатлением от кубистических полотен Пикассо, как бы внутренне соревнуясь с ним и пробуя силы в этой модной стилистике, Дали пишет очень красивую и большую вещь - Композицию из трех фигур, которая в другом варианте так и называется Неокубистическая штудия. Две мощные, откровенно стилизованные под Пикассо полуобнаженные женские фигуры в свободных позах расположились по обе стороны от фигуры Святого Себастьяна. Безупречный рисунок и классически строгая, ясная, правильная композиция (все три фигуры вписаны в треугольник, вершиной которого является голова Себастьяна) отсылают эту работу не только к кубизму, но и одновременно к классике, к выверенным и точным работам Пуссена. Между тем, словно убедившись в том, что кубизм ему явно по силам и он в состоянии делать вещи ничуть не хуже самого Пикассо, Дали оставляет кубизм и в 1927 году пишет свои первые сюрреалистические картины: Мед слаще крови и Механизм и рука. К тому времени, еще не став официально членом группы Бретона, он уже целиком поглощен идеями сюрреализма и вполне начитан и образован в близкой и предшествующей ему литературе. Фрейд, его новаторское, революционное учение о бессознательном и влиянии бессознательного на психологию человека, его внимание к снам и интерес к вопросам секса и сумасшествия, его сочинения, начавшие издаваться в Испании в начале 1920-х годов, - все это совершенно перевернуло прежние незыблемые представления о человеке и приобрело невероятную популярность именно в той интеллектуальной мадридской среде, в которой и формировался Дали. С появлением Фрейда на авансцене европейской мысли открылась новая неведомая вселенная, имя которой было бессознательное, то есть те тайные невидимые пружины, которые и движут, как считал Фрейд, человеком. В казавшемся банальным и исчерпанном мире человека вдруг открылся целый космос, полный загадок и тайн, и первыми начали осваивать этот космос сюрреалисты. «Именно тогда, - пишет Дали, - я прочитал Толкование сновидений Зигмунда Фрейда. Это стало одним из величайших событий моей жизни. С тех пор я неустанно занимаюсь толкованием себя - не только сновидений, но абсолютно всего, что со мною происходит, включая так называемые случайности»[1 С. Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. С. 1 33-134.]. Еще одной культовой фигурой сюрреализма, имеющей исключительно важное значение для формирования его эстетики, был никому неизвестный поэт XIX столетия Изидор Дюкас, называвший себя графом де Лотреамоном и умерший в Париже в возрасте 24 лет в полной нищете. Единственный экземпляр его книжки Песни Мальдорора открыл в дебрях Парижской национальной библиотеки Андре Бретон, и эта книжка произвела настоящую революцию в сознании и эстетике будущих сюрреалистов.
Призрак сексуального влечения. 1934
Фонд Галы и Сальвадора Дали, Фигерас
Поразительно изощренное воображение, невероятная раскрепощенность мышления, не скованного никакими догмами и традициями, алогизм и парадоксальность ассоциаций, позволяющие сравнивать красоту мальчика с красотой «случайно встретившихся на анатомическом столе швейной машинки и зонтика», - все это буквально взорвало прежнюю старомодную эстетику и, подобно атомной реакции, высвободило колоссальные возможности, скрытые в человеческом воображении. «Для нас, - писал Бретон, - с самого начала не существовало гения, который мог бы сравниться с Лотреамоном»[2 Ян Гибсон. Безумная жизнь Сальвадора Дали. С. 115.]. Молодой Дали, как и его приятели «ультраисты», обожал Лотреамона. «Тень Мальдорора с тех пор парит над моей жизнью», - писал он позднее, а в 1934 году он в числе других сюрреалистов проиллюстрирует его знаменитую книжку. Ну и конечно же, Дали, всегда так жадно следивший за всеми парижскими новинками и последними тенденциями в европейском искусстве, был очень хорошо осведомлен и о любимце сюрреалистов итальянце Де Кирико с его «метафизической» живописью, и о своем земляке Хуане Миро, и, вообще, о всем том, что делалось в Париже сюрреалистами и дадаистами - Максом Эрнстом, Хансом Арпом, Франсисом Пикабия и Ивом Танги. Последний с его «метальными полями», бесформенными летающими фигурами и пустынными горизонтами оказал на Дали особенное влияние, что, собственно, сам художник никогда и не отрицал. Таким образом, первые сюрреалистические работы Дали явились, с одной стороны, своеобразным итогом осмысления и анализа той новой культуры, которая только недавно возникла в Париже, а с другой - в них очевидна попытка и найти свое место в этой культуре, и выработать свой собственный самобытный язык опять-таки в рамках этой культуры. И нужно признать, что первая же попытка ему удалась. Несмотря на явные заимствования и цитаты из своих предшественников-сюрреалистов, несмотря на явную эклектичность и случайность некоторых элементов, и в Механизме и руке, и в Меде слаще крови виден новый - острый и яркий - художник и узнается почерк будущего Дали. При этом поразительна бешеная, взрывная энергия молодого Дали и его фантастическая работоспособность.
Призрак Вермера Делфтского, который можно использовать как стол (Феноменологическая теория мебели как продукта питания). 1934
Музей истории искусства, Вена
Лицо Мей Уэст, которое можно использовать как квартиру. Ок. 1934-1935
Институт искусств, Чикаго
Кажется, он успевает везде и делает одновременно тысячи дел: помимо