мягкая, приятная, как щелок. И заметил: тетя Дуся была чем-то смущена. Поддакнула ему, а сама думала о другом.

— С чего бы ей, воде-то, быть плохой? Чай, из Потанинского пруда к нам пришла. Чище на всем Урале не сыскать — горная водица. — Она медлила, не решаясь о чем-то спросить. — Уж вы меня извиняйте, Андрей Сергеич…

Сразу стало понятно: паспорт изучен досконально, даже отчество запомнила. Будем ждать, что еще скажет.

— Может, и не ладно про такое спрашивать. Только сильно меня любопытство одолевает. Не серчайте, а скажите: тот вы Потанин или нет?

— Тот Потанин.

— Родственник будете Потанину, который до революции в этих местах хозяйновал?

— Родственник.

— И кем вы ему доводитесь?

— Родным сыном.

— Во-о-на как! — Уперев палец в дужку, Евдокия Терентьевна затолкнула очки подальше на переносицу. — Сергея Никодимыча сын… — Рассматривала Андрея Сергеевича с любопытством и в то же время растерянно. Не могла понять, как же ей надо относиться к такому известию. — Вот ведь что. Скажи на милость. Мельнику сын, значит… — И вдруг заспешила: — Да что это я вас допытываю, в самом-то деле! Поди, устали с дороги? Эку даль проехали, аж из самой Читы. Отдыхайте себе на здоровье. Спокойной вам ночи!

Андрей Сергеевич ушел, не решившись вступить в дальнейшие разговоры. Его удивило, что тетя Дуся знает его отца, Сергея Потанина. Кто ж она такая? Укладываясь в звенящую панцирем кровать, он припоминал всех женщин, живших в то время на мельнице. Но ни одна из них даже отдаленно не была похожа на тетю Дусю.

Затихли шаги на втором этаже над гостиницей, перестал плакать чей-то ребенок. Стало тихо, дом уснул. Потом донесся звон панцирной сетки оттуда, из крохотной комнатки тети Дуси. Не спала хозяйка гостиницы. Наверное, взволновал нежданный приезд хозяйского сына, которого она, надо полагать, знала прежде. Не думал Потанин, что его приезд причинит кому-то волнения, но вот так получилось. Приехал. Привела неведомая сила.

Однако и сам Андрей Сергеевич долго не мог уснуть, взволнованный тем, что увидел человека, знавшего его отца, а может быть, еще и брата Дмитрия.

4

Он немного знал родословную семьи Потаниных. Знал, что жил в этих местах престарелый вдовый казак, богач-мельник. Женился он на бесприданнице лет восемнадцати из бедняцкой семьи, но прожил недолго. Осталась на мельнице молоденькая вдовушка. А наймит-механик, Андреев дед, иногородний, уж тут как тут. Приголубил молодую вдову, и сочетались они законным браком.

По приговору казачьего общества деда приписали в казачество. Он стал полноправным владетелем всего движимого и недвижимого. Пруд, мельница, мучные лавки и пекарня в Собольске, заимка в десяти верстах отсюда с обширными пашнями, пастбищами и лесами — все стало потанинским. Никодим Потанин был большой силой в Собольской долине, одним из ее владык.

Был у Андрюши в детстве один приятель, старый конюх Филя. Своих детей Филя не имел и, вероятно, потому любил возиться с хозяйским сыном: то возьмет с собой на рыбалку, то даст лошаденку сгонять на водопой. Он знал Андреева деда и отзывался о нем не очень-то хорошо: «Дед у тебя, Андрюха, суровый был владетель, это уж точно. Суровый и несправедливый. Чтоб он кого-нибудь пожалел, помиловал — шалишь, брат! В гроб загонит человека и глазом не моргнет…» Это — в глаза, а заглазно отзывался еще резче. Андрей однажды слышал, как он сказал кому-то: «Никодим-то Потанин? Зверина, каких мало. Слава богу, подох!»

Отец, Сергей Никодимович Потанин, был человеком иного склада. Внешностью не блистал: невысокий, щуплый, с широким и приподнятым носом, в котором отчетливо виднелись большие и круглые ноздри. В отличие от бородатого предка, он старался придать себе вид европейский, как тогда говорили — элегантный. Носил эспаньолку, пенсне на черном шнурке, пышный галстук бантом, короткий сюртучок и лакированные ботинки. Называл себя не мельником, а предпринимателем и коммерсантом. Андрей сам видел — на визитных карточках меж золоченых кромок витыми буквами значилось: «Сергей Никодимович Потанин, предприниматель, коммерсант». Ходил с видом строгим и высокомерным.

Характер у отца был неровный и даже, можно сказать, вздорный. Но распекал Потанин преимущественно женщин или тихих мужиков, о которых заранее знал, что ни огрызаться, ни дерзить не будут. Строптивых старался не держать, осторожно увольнял, с ласковыми словами — боялся: подожгут. Он вечно чего-нибудь да боялся.

Андрей однажды услышал, как все тот же Филя отозвался об отце: «Хозяин наш — не разбери-поймешь. Так себе — шавка…» Тогда Андрей обиделся на такие слова и не накинулся на Филю только потому, что подслушивал и не хотел выходить из своего убежища на сеновале. А теперь он ясно понимал, как метко, одним только словом Филя определил отца. Действительно, отец чем-то напоминал маленькую и довольно злую собачонку, когда ходит она, горделиво задравши хвост, но стоит хозяину на нее хорошенько прицыкнуть, как тут же прячет его себе под брюхо и спасается со всех ног, хотя и опасности-то большой нет.

Мама. Андрей не видел ее — умерла, дав ему жизнь. Упоминали о ней в семейных разговорах редко. А когда упоминали, то отец морщился и жеманно поджимал губы, а старший брат Дмитрий зло щурил глаза. От прислуги узнал, что мама была из состоятельной семьи, принесла отцу в приданое дом и кожевенный завод в Троицке. А после смерти мамы отец не сумел удержать наследство. Пожалел денег на хорошего адвоката и проиграл процесс. Вот эта-то потеря и выводила из себя Дмитрия. Уж он-то не проиграл бы, нет! Из горла бы выдрал!

Дмитрий. Брат. Лучше бы не было такого брата! Страшный человек.

Воспитанник Оренбургского кадетского корпуса. Казачий есаул. Правда, в дни революции он был уже безработным есаулом. Помнится, как Митька свирепствовал, когда, прибыв с фронта, подначальная ему полусотня с великим удовольствием разбежалась по домам, по окрестным станицам. Поселился в то время Дмитрий у отца, в комнатушке на верхнем этаже. Странная была комнатенка: рядом с детскими игрушками красовалась есаульская нагайка, на одном гвозде висели и детская сабелька, и боевая казачья шашка. Между прочим, Митька никогда не расставался с нагайкой и готов был пустить ее в ход по любому поводу.

Однажды Андрюша, слоняясь среди помольщиков, услышал:

— Дайте срок, наберет Советская власть силу — покажет Потаниным, где ихнее место. Наша будет мельня. Отымем — и весь разговор.

Говорил такое низенький помольщик. Он стоял спиной, лица не было видно. Рваный, позеленевший от ветхости тулупчик на широких плечах. Вытертый воротник пестрел