деловито грузили трофейные «бенцы» бочками с горючим, ящиками с патронами, бомбами.
Проседая на рессорах, грузовики отъезжали, подкатывали новые.
Времени минуло совсем немного, а лётное поле опустело — четыре «Муромца», девять «Де Хевилендов», пять «Виккерсов», одиннадцать «Сопвичей» стаей улетали на юг.
Следом двинулись грузовые «Руссо-Балты» и «бенцы».
Последними Одрино покидал бронеотряд танков и взвод «Остинов», отстреливаясь от наседавших красных.
В тот же день «Муромцы Киевские» разбомбили железнодорожные узлы и склады в Орле, Брянске, Севске, Карачеве.
Обрушили мосты через Оку под Орлом, через Десну у Чертовичей, через Сейм возле Дмитриева.
На другое утро «ильюшки» совершили налёт на Курск, сбросив массу трёхпудовок на скопище эшелонов у Ямского вокзала.
В это время лёгкие «Де Хевиленды» охотились за будённовцами, сбрасывая на красную кавалерию трёхфунтовые бомбочки Гельгара и опрастывая целые ящики «стрелок» — увесистых заострённых штырей с жестяными стабилизаторами.
Падая вниз, они до того разгонялись, что гвоздили конников, прошивая тех вместе с лошадьми.
В течение недели 1-й батальон Туркула, 2-й батальон Жебрака-Русакевича и 3-й под командованием Манштейна совершили рейды по тылам — на грузовиках, под прикрытием бронеавтомобилей, они врывались в Брасово и Мальцеву Гуту, в Какоревку и Кропивну, в Острую Луку и Борщево, в Молодовое, Шаблыкино, Глинное, Алтухово…
Щегольски одетых комиссаров, в лихо замятых фуражках с красными звёздами, в ладных сапогах, с клоками намасленных волос, выпущенными из-под «фуранек», расстреливали на месте.
Красноармейцев, пожелавших перековаться в белогвардейцев, селили отдельно, испытывая в бою, закаляя в огне.
Харчи, отобранные у крестьян, раздавали по дворам, но и себя не забывали — семь эшелонов перехватили, нагружая «балты» американской ветчиной, английской тушёнкой, французским шоколадом, австралийскими галетами.
К середине июня ОМСБОН держал большевиков в страхе и напряжении по всей Орловской губернии, наведываясь в Тульскую, Курскую, Черниговскую, Калужскую.
Численность бригады выросла до шести тысяч солдат и офицеров, количество грузовиков и легковушек перевалило за две сотни, а самолёты, как всё чаще называли по-русски аэропланы, удалось сгруппировать в Сводный воздушный дивизион из десяти авиаотрядов — где по шесть, где по десятку аппаратов в отряде.
«Ильюшек» собрали отдельно — в эскадру воздушных кораблей.
А ровно через месяц после наступления Красной армии, 15 июня, удалось связаться по телеграфу с Харьковом, со штабом Добровольческой армии.
После взаимных проверок последовали взаимные поздравления, Авинов в лучших советских традициях передал «отчёт о проделанной работе» и получил приказ: живьём брать Троцкого.
17 июня личный бронепоезд «Предреввоенсовета» должен был проследовать через Орёл.
Засаду решили устроить на том участке железной дороги между Брянском и Орлом, что находился неподалёку от села Апраксино. В этом месте почвы лежали худые, песчистые, ни единого дубка не видать, сплошь сосны. Пушки 42-линейки подкатили чуть ли не к самой дороге, спрятав за густой порослью. Свои места заняли и Т-13, и броневики. В двух местах под рельсами заложили мины и стали дожидаться передвижной резиденции Льва Давидовича… …Кирилл прохаживался между деревьями, сдерживая себя, нарочито медленно переставляя ноги, вдыхая свежий воздух, отдающий смолой и хвоей. Он раз за разом прокручивал в голове план захвата и не находил в нём явной слабины. Должно вроде сработать… Тут прибежал Юнус. — Сердар, — взволнованно заговорил он, — Ахмед сообщил: едут! — Ага! Сердце у Авинова забилось чаще. Начинается! — Всем приготовиться! — прокричал он. — Юнус, передай капитану Тихменёву, чтоб выводил паровоз! — Есть! И снова потянулось ожидание. Ненадолго, правда. Вскоре слева, со стороны Орла, послышалось астматическое сипение, завиднелся султан клубившегося дыма — это команда Тихменёва выводила из тупика старенький паровоз. Приближаясь к месту засады, дымящая и парящая машина сбросила скорость, покатилась медленно, будто из последних сил. Было видно, как двое офицеров и «всамделишный» машинист покинули паровозную будку. Минуты не прошло, как с запада донёсся пронзительный гудок — это оповещал о себе бронепоезд. — Едет, зараза… — проворчал Кузьмич. — Кхым-кхум… — Может, пропустим Льва Давидовича? — улыбнулся Кирилл. — А от хрена с морквой! Вот и блиндированный «Предреввоенсовета»… Огромный и тяжёлый, влекомый двумя мощными паровозами личный поезд Троцкого, «летучий аппарат управления наркомвоена», передвижная крепость-дворец, где стучал пишмашинками секретариат, работал телеграф и мощнейшая радиостанция, имелись гараж с грузовиками и легковыми «моторами», типография газеты «В пути», баня и царские салон-вагоны, в которых Лейба Бронштейн почивать изволил. Заметив паровоз на путях, машинист «Предреввоенсовета» слал истошные гудки, но встречный локомотив продолжал вяло двигаться. Броневой поезд сейчас походил на огромное серое чудовище, которое насторожилось — в амбразурах броневагонов задвигались стволы пулемётов, морские орудия на стальных площадках угрожающе опустились. — Давай! — спокойно сказал Авинов. Исаев резко закрутил рукоятку «адской машинки». Два взрыва грянули как один, вскидывая в воздух гравий, пыль, расщепленные шпалы, загибая рельсы. «Ревматы» — революционные матросы, — составлявшие «кожаную сотню», личную гвардию Троцкого, не отличались сообразительностью, но на то, что они попали в западню, их понимания хватило. Бешено задолбили пулемёты, ни к селу ни к городу выстрелила гаубица, уславшая снаряд вёрст за десять. — Огонь! — закричал Кирилл. 42-линейки ударили вразнобой, выблеснули огнём, стреляя почти в упор, и тут уж никакое блиндирование не выдерживало — броню разрывало с визгом и грохотом, пулемёты смолкали один за другим. Круглая башня, разворачивавшая ствол шестидюймовки, вдруг замерла. Артиллеристы Гулевича били по бронеплощадкам, выводя из строя морские орудия «Предреввоенсовета». Не стоило искать Троцкого среди тех, кто отстреливался в броневагонах. — Огонь! Подключились танки. Их калибр был послабже, но рвать металл могли и трёхдюймовки, особенно если стрельба шла практически вплотную. Огонь вёлся и с противоположной стороны — там орудовал Саид — только взрывы слышны были глуше. — Вперёд! Петерс выскочил первым. — Вторая рота, за мной, в атаку!
Засаду решили устроить на том участке железной дороги между Брянском и Орлом, что находился неподалёку от села Апраксино. В этом месте почвы лежали худые, песчистые, ни единого дубка не видать, сплошь сосны. Пушки 42-линейки подкатили чуть ли не к самой дороге, спрятав за густой порослью. Свои места заняли и Т-13, и броневики. В двух местах под рельсами заложили мины и стали дожидаться передвижной резиденции Льва Давидовича… …Кирилл прохаживался между деревьями, сдерживая себя, нарочито медленно переставляя ноги, вдыхая свежий воздух, отдающий смолой и хвоей. Он раз за разом прокручивал в голове план захвата и не находил в нём явной слабины. Должно вроде сработать… Тут прибежал Юнус. — Сердар, — взволнованно заговорил он, — Ахмед сообщил: едут! — Ага! Сердце у Авинова забилось чаще. Начинается! — Всем приготовиться! — прокричал он. — Юнус, передай капитану Тихменёву, чтоб выводил паровоз! — Есть! И снова потянулось ожидание. Ненадолго, правда. Вскоре слева, со стороны Орла, послышалось астматическое сипение, завиднелся султан клубившегося дыма — это команда Тихменёва выводила из тупика старенький паровоз. Приближаясь к месту засады, дымящая и парящая машина сбросила скорость, покатилась медленно, будто из последних сил. Было видно, как двое офицеров и «всамделишный» машинист покинули паровозную будку. Минуты не прошло, как с запада донёсся пронзительный гудок — это оповещал о себе бронепоезд. — Едет, зараза… — проворчал Кузьмич. — Кхым-кхум… — Может, пропустим Льва Давидовича? — улыбнулся Кирилл. — А от хрена с морквой! Вот и блиндированный «Предреввоенсовета»… Огромный и тяжёлый, влекомый двумя мощными паровозами личный поезд Троцкого, «летучий аппарат управления наркомвоена», передвижная крепость-дворец, где стучал пишмашинками секретариат, работал телеграф и мощнейшая радиостанция, имелись гараж с грузовиками и легковыми «моторами», типография газеты «В пути», баня и царские салон-вагоны, в которых Лейба Бронштейн почивать изволил. Заметив паровоз на путях, машинист «Предреввоенсовета» слал истошные гудки, но встречный локомотив продолжал вяло двигаться. Броневой поезд сейчас походил на огромное серое чудовище, которое насторожилось — в амбразурах броневагонов задвигались стволы пулемётов, морские орудия на стальных площадках угрожающе опустились. — Давай! — спокойно сказал Авинов. Исаев резко закрутил рукоятку «адской машинки». Два взрыва грянули как один, вскидывая в воздух гравий, пыль, расщепленные шпалы, загибая рельсы. «Ревматы» — революционные матросы, — составлявшие «кожаную сотню», личную гвардию Троцкого, не отличались сообразительностью, но на то, что они попали в западню, их понимания хватило. Бешено задолбили пулемёты, ни к селу ни к городу выстрелила гаубица, уславшая снаряд вёрст за десять. — Огонь! — закричал Кирилл. 42-линейки ударили вразнобой, выблеснули огнём, стреляя почти в упор, и тут уж никакое блиндирование не выдерживало — броню разрывало с визгом и грохотом, пулемёты смолкали один за другим. Круглая башня, разворачивавшая ствол шестидюймовки, вдруг замерла. Артиллеристы Гулевича били по бронеплощадкам, выводя из строя морские орудия «Предреввоенсовета». Не стоило искать Троцкого среди тех, кто отстреливался в броневагонах. — Огонь! Подключились танки. Их калибр был послабже, но рвать металл могли и трёхдюймовки, особенно если стрельба шла практически вплотную. Огонь вёлся и с противоположной стороны — там орудовал Саид — только взрывы слышны были глуше. — Вперёд! Петерс выскочил первым. — Вторая рота, за мной, в атаку!