равные шансы. Он не виноват, что кто-то сумел воспользоваться и выжил. А у кого-то не получилось.

— Господь не виноват, — с усмешкой повторил Тихон. — А ты?

— Как же мы можем вмешиваться в дела Создателя? — удивилась женщина. — Пусть уж он сам решает, кому жить, а кому умирать.

— Удобная позиция, — согласился Тихон, — ни к чему не обязывает, и всяко оправдывает. Последний вопрос: почему не запустили киберуборщиков?

«Олимпийцы» снисходительно заулыбались.

— Если запустить киберов, они уничтожат лабиринт, — с коротким смешком сказал Усатый. — Решётка, препятствия, пропасти и озёра с кипящим машинным маслом…

— Если не будет лабиринта, что останется из развлечений? — крикнул кто-то из второго эшелона встречающих.

— Только секс, — не оборачиваясь, ответила ему женщина с волосами до пояса.

— А новенькая ничего… — послышалось из задних рядов.

Настя нахмурилась.

— Здесь есть неподалеку небольшое уютное помещение, в котором можно присесть и продолжить беседу? — учтиво спросил Тихон.

— Разумеется, простите! — засуетился Усатый. — Экие мы невежи… извинением может служить только растерянность. Понимаете, вы первые, кто пришли в полном составе. Мы даже праздничный обед не успели сготовить. Ваше прохождение решётки оказалось таким стремительным… теперь придётся ломать голову, как её восстановить.

Мы двинулись сквозь ярко освещённый зал к одной из комнат. Я обратил внимание, что Серж с Сашкой обмениваются улыбками с «олимпийцами», а вот Настя хмурилась и кусала губы. Я тоже пока не мог определиться со своим настроением. С одной стороны, вроде бы, радостно, что всё благополучно закончилось. С другой, как-то непонятно: как можно снимать кино про то, как гибнут люди? Надо бы спросить у Тихона…

Но Тихон был занят: он стоял возле открытой двери и пожимал руку входящим в неё людям. Каждый называл своё имя, Тихон важно кивал и повторял своё: «Очень приятно, Тихон», «Тихон, очень приятно»…

Когда все олимпийцы прошли, я сунулся было следом, но Тихон схватил меня за воротник и грубо отшвырнул от комнаты.

— Куда это ты собрался? — прошипел он.

На этот раз его лицо не показалось злым. Скорее испуганным. Оно было белым и мокрым от пота.

— Ваша цель — мостик, — прошептал Тихон. — Прежде всего, устройство для восстановления памяти. Не ошибётесь: на входе надпись «аккомодация», глубокое кресло, шлем с проводами. Потом киберы! Немедленный ремонт. Настя! Особенно на тебя надеюсь, встреча новорожденных!..

— Эй, Тихон! — крикнули из комнаты, — ждём!

— Валите сюда, ребята, — подхватил другой голос, — и новенькая пусть войдёт!

Я заметил, как Настя отпрянула. Это не укрылось от внимания Тихона:

— Молодец, девочка. Правильно. А вам, бойцы, приказываю заглянуть в эту дверь часа через два. И запомните: я вернусь! Приду обязательно! И если сделаете что-то не так, поступите не по Уставу, гореть вам в геенне огненной…

«Геенна? — подумал я. — Это что за зверь?»

— А что такое «гиена»? — спросил любопытный Сашка.

— Через два часа! — повторил Тихон. — Заглянешь в эту дверь и узнаешь. А теперь, как только я войду, задраивайте люк наглухо. Вот этим штурвалом…

Он постучал пальцем по огромному, в половину двери колесу и ушёл в комнату.

Мы переглянулись, пожали плечами, и Сашка закрутил штурвал до упора.

* * *

— Ничего не понимаю, — ворчал Сашка. — Они, значит, празднуют, а мы должны искать мостик?

— Они не празднуют, — высоким голосом сказала Настя и вдруг разревелась.

Мы остановились и собрались вокруг неё.

— Ты чего? — удивился Сашка. — Дошли же. Радоваться нужно!

— Нас даже в олимпийцы приняли, — гордо сказал я. — И у нас теперь волосы вырастут…

— Дураки вы все, — всхлипнув, сказала Настя. — Ох, и дураки!

— Не все, — покачал головой Серж. — Но почему он с ними остался? Мы же могли увлажнить запалы и просто забросить мешок с термитом в комнату.

— Тогда это было бы наказанием, — сказала Настя, вытирая слёзы. — А капитан их не наказывал. Он просто хотел всё измени-и-ить.

Она запрокинула к потолку голову и заревела во весь голос.

— Эй! — строго сказал Сашка. — Вы это о чём толкуете?

— Так он их что, спалил нахрен? — выдохнул я. — И сам спалился?!

— Спалил?! — ахнул Сашка.

Он круто повернулся и побежал назад. Не ожидая такого поворота, мы немного замешкались. И когда подбежали к двери, в которую ушёл капитан, Сашка сидел на палубе и кривил рот от боли. Он протянул нам обожжённые руки и пожаловался:

— Больно!

Мы с Сержем покосились на штурвал, на котором пузырилась краска, а Настя присела на корточки и расстегнула сумку с красным крестом.

— У меня тут облепиховое масло, — её голос всё ещё дрожал, но теперь она была занята делом. — Должно помочь.

— Но это же неразумно! — сказал Серж. — Если для него важнее всего Устав, то почему самоспалился? Он же сам говорил: главное привести корабль в порт. Почему сам не запустил киберов? Почему сам не встречает новорожденных? Он должен был остаться с нами! Почему ушёл?

— Может, он и думал об Уставе, но поступал по совести, — сказала Настя, разламывая ампулу с маслом. — Он убил людей. Разве можно с этим жить? Даже капитану?

Сашка заскулил, когда она принялась втирать ему масло в ладони.

— Сам растирай, — теряя самообладание закричала на него Настя.

— Армагеддон, — сказал я севшим голосом. — В Уставе говорится о неминуемом конце света, если корабль сойдёт с курса.

— Это в Библии, Колян, — важно поправил Серж. — У тебя в башке вообще всё перепуталось. Библия и Устав — разные вещи.

— Может, и спуталось, — согласился я, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться в крик, как Настя. — Но зовут меня Анатолий. Я — штурман этого корабля. И будь я проклят, если это корыто сегодня же не направится к ближайшему порту!

— Не клянись в том, над чем не властен, — устало сказала Настя. — Пойдёмте, что ли? Надо же осмотреть своё хозяйство…