сущности, мы — исполнители. Квадратные подбородки, римские носы, мозолистые костяшки пальцев, все это есть, хотя и не так часто встречается. Но это — не главное. Главное — если кто-то где-то нарвался, пойти и спасти. Обслужить. Вытащить. Если угодно, «торпеды». При дипломатах, при посольских спецах. Ну и, понятно, при парнях из Института. При Институте мы, собственно, и числимся. ОСО вступает в дело тогда, когда надо выручать кого-то из элиты. И не бывает у нас никаких семиголовых, мы работаем на уютных планетах земного типа, с такими же людьми, как любой из нас. Единственная разница — уровень. Солидные рабовладельцы, нахальные феодалы, шустрые буржуа. Это наша епархия. На пятом этаже теоретики решают, наступило ли время подкинуть идею. Куда какую. Одной планете — набросок парового котла. Другой — колесо. Еще одной, Не-Знаю-Какой — железный плуг. И здесь самое главное — гарантия, что мастер поставит оный котел в мастерской, а не забросит куда подальше, а лохматый парень с дубиной не плюнет на колесо, а додумается покатать его немного. В общем, Институт не экспортирует прогресс. Только немножко подталкивает. И только технику. Если созрели условия. Социальный — никогда. Спасибо, напробовались.

А для гарантий нужна информация. Полная и подробная. Схема проста: сначала сбор данных. Это работа киберов. Зрячий камень, слышащее дерево, какая-нибудь Жар-Птица. Потом — внедрение новинки. Это уже дело элиты с пятого этажа. А вот ежели с кем из них накладка, вступаем мы. Спасатели. Пушечное мясо, как говорил Энди, свихнувшийся малость на исторической экзотике. И работа наша не из чистых, хотя какая уж чистота, если тебя постоянно убивают, а тебе убивать нельзя. К счастью, все остальное можно…

…Я вышел из хижины и заблокировал вход. Работать надо. Километрах в пяти к югу, если но прямой, стоит кибер. С месяц назад он дал аварийный сигнал и умолк. Хорошо, сказал мне Серега, что сработала программа: укрыться в пустынном месте и самоотключиться. Координаты есть. Задача проста, как грабли: добраться к месту и дотащить утиль до модуля, то бишь, хижины, благо, он легкий, из суперпласта. Упаковать. Выпустить на волю копию, она с собой, в печи, которая, понятно, не печь. И — домой. «Вернешься, старик, пойдем к первому вместе. Поговорим. Старый конь борозды не портит». Логично.

Некоторое время я раздумывал: идти напрямик или в обход? Времени выходило почти поровну: прямо — значит сквозь бурелом, стороной — значит петлять не меньше часа. Пошел в обход. Зачем без нужды ломать ноги? Еще пригодятся.

Я шел и насвистывал. Глазеть по сторонам надоело через десять шагов: планеты земного тина до уныния одинаковы, разница лишь в степени испорченности да в различной экзотике, вроде лиловых пальм. Здесь не имелось даже этого. Лес вполне нашенский, кондовый, словно из-под Владимира или Ярославля; ручей довольно широкий, с часто попадающимися бобровыми запрудами. Зверьки высовывались из-за стволов и провожали меня настороженно-любопытными взглядами остреньких выпуклых глазок. Непуганые, не ныряют. Глушь.

Ручей чуть звенел. Очень чистая вода, совсем как у нас, быстрая и почти бесшумная; сквозь струи виднеются камни, выстилающие дно, они некрупные и гладкие, разных оттенков серого, розового и голубого, реже — в крапинку. Стоит, пожалуй, захватить голубенький Аришке; я съезжу к ней, когда вернусь, потому что потом, скорее всего, меня зачислят в штат и отправят на настоящее задание, а там — кто знает, выберусь ли? Так что, не забыть камушек. Святое дело. Но, конечно, потом.

На запястье пикнуло. Стоять. Приехали.

В этом месте ручей сужался и мельчал, вода сделалась мутнее, с обоих берегов, северного и южного, вползал далеко в отмель шуршащий камыш, поскрипывал под ногами крупный серый песок, вымытый потоком прямо в траву. Я переключил браслет на конкретный поиск. Запищало потоньше. Пииип-пиииип-пииип. Длинные. Холодно. Как в детстве: холодно, теплее, еще теплее, совсем теплой… жарко!

Однако. Какое там жарко? Сплошной писк и ни намека на объект. Я прошел чуть вниз по течению. Без результата. Даже «пип» пропал. Вернулся к ближайшей запруде. То же самое. Прошел в лес, до первого завала. Без изменений. Включил контрольный координатору первый Камешек слева побелел. Здесь оно, место. Еще разок. Пииип. Так. Любопытно.

Среди перепуганных ветвей баритоном взвыла непонятного вида птица, нечто вроде воробья, но цвета фламинго. И шея такая же. Птичка певчая, радость наша. Я проводил ее взглядом. Сел на траву.

Что за чушь? Где кибер?!

ДОКУМЕНТАЦИЯ — I. АРХИВ ОСО (копия)

Второй-Лекарю. Официально.

Приказываю: организовать поиск объекта. До выяснения обстоятельств запуск дубль-копии отменяется. Ситуация квалифицируется по классу «А-2».

Приложение. Не имеется.

Неофициально (личные сообщения) Жми, парень.

2

Степные люди заявились почти на закате; судя по тому, что темно-багровая полоса, обжигающая далекие лесистые холмы, уже начала выцветать, до волчьего часа оставалось всего ничего. Их было немного, человек пять, и одеты они были по-разному, кто во что: двое почти в лохмотьях, правда, из дорогой ткани, один — совсем по-господски. На остальных были вполне пристойные куртки и рубахи со шнуровкой на груди, заправленные в широкие штаны. Пояса у всех были широкие, лоснящиеся, схваченные крупными медными пряжками.

Они привязали коней к коновязи под плетеным навесом и долго плескались у колодца, вычерпывая ведро за ведром и не обращая особого внимания на хозяина, растерянно замершего у порога с коротким мечом в руке. Будь хоть немного светлее, Тоббо нашел бы возможность мигнуть сыну и мальчишка, ужом скользнув за плетень, известил бы кого следует из замковых. Но до Баэля скакать четверть дня, а степь уже почти почернела. Трава в закатном мареве пока что отливает глубокой сочной прозеленью, но это лишь до той норы, пока последние блики не выцветут, а потом она станет фиолетовой, как ряса капеллана, а еще чуть позже почернеет. И тогда над степью понесется долгая тоскливая перекличка. Начнется время волков.

Ночью в степи не всегда уцелеешь и возле костра. А уж всаднику смерть лютая. Редким удачникам выведало вырваться из волчьих клыков, повстречав стаю. Тоббо слыхивал о таких, но самому видеть не доводилось; да и то, старики говорят: кто выжил в ночной степи, навсегда останется бесполезен для своей хозяйки. Нет уж, жаль мальчишку. Пусть имеет, что имеет. Много ли радостей у виллана? Хотя и то сказать: мальчишка, как-никак, сын Тоббо. А Тоббо — не обычный виллан, он бычий пастух. Бычьим же пастухом, худо-бедно, станет не всякий. Недаром же дозволено ему