class="book">…Утром Сережа проснулся, увидел ее, исскуствоведшу, обошёл

взглядом все родинки, как мореплаватель обходит острова, и только

потом заметил, что балкон открыт, и с него пропали два цветочных

горшка в том месте, где в решетке народными умельцами была про-

пилена большая дыра.

7

Это была ее квартира — не его. На голом полу лежал музыкант

Лесиков, который всю ночь играл на фаготе. Сережа вдруг заметил, что Лесиков и до сих пор играет.

— Ты любишь… Тинторетто? — вдруг спросила девушка и

сделала так, как умеют только женщины: мгновенно обернулась и, улыбнувшись, в упор взглянула в глаза Сереже. Было ли это призывом, Ненашев предпочел не размышлять. Он сделал вид, что спит, таин-

ственно подозревая, что любое его томное движение, занимающее

долю секунды, может стоить ему многих последующих минут, часов

и лет. Что тут можно сказать о мужчине в прозе: «Он повернулся на

бок». К расположению женщины в пространстве не так обдуманно

отнесется только тот, кто ее никогда не видел или видел слишком часто.

Сережа, слегка покачиваясь, в семейных трусах вышел на кух-

ню, где на полу спал художник Морошкин. Содержимое огромных

жестяных банок с надписями «Корица», «Соль», «Укроп» и тому

подобных, стоявших в раскрытом теперь настежь шкафу, полно-

стью осыпали его тело. Сережа подумал: это обонятельная функция

заставляла Морошкина обсыпать себя ими, принимая их то ли за

фейерверк, то ли за манну небесную. Запахи пьянили и волновали

Морошкина.

 — У нее два горшка спиздили, а она меня спрашивает, люблю

ли я Тинторетто!

Расстроенный Сережа взял с подоконника гриб в стеклянной

банке и стал его внимательно рассматривать.

  — В сферах исходящего духа ищи ее, — посоветовал Морош-

кин. — В то время как клочковатые облака облегают голень…  Зачем

вы здесь, сущности? Я не звал вас.

— Это ты мне, что ли, говоришь? — спросил Сережа, погло-

щенный созерцанием гриба. — Я просто зашел.

— Нет, нет, — Морошкин стал лихорадочно размахивать рука-

ми, — по мосту гибкому они пришли.

— Да кто — они-то? — увлеченный грибом Сережа чуть не

засунул голову в банку.

Выходя из квартиры, Сережа по-детски чмокнулся с искусство-

ведшей, натянув в гардеробе свое серое «ВИДовское» пальто с двумя

дырявыми карманами, и вышел в пустое серое Юбилейное —  спаль-

8

ный микрорайон Иркутска. Раннее утро обещало. На остановке никого

не было, только мерзла одна школьница. Сережа еще раз задумался

над тем, как можно было даже вполсна перепутать женские ноги с

мужскими.

Он предложил девочке жувачку, и она с воплем убежала. Се-

режа механически проводил ее взглядом. А поскольку обзор был

хорошим, она бежала очень долго, пока не скрылась за горизонтом.

И тут он вспомнил: как они накануне вдвоем с искусствоведшей

ночью бродили тут по переулкам в поисках вина, как она подвернула

ногу и скакала на одной.

— Нет, это мой бред, это мне приснилось. Но в чем разница

между реальностью и бредом, если сейчас для меня это одно и то

же? Морошкин разговаривал с покойниками, Лесиков всю ночь играл

на фаготе… Леонардо да Винчи любил резать трупы…

В общем-то,  сейчас Сережа только смутно припоминал, он забыл

всё, но он запомнил поцелуи искусствоведши, сам их вкус, притор-

ный, словно она конфет объелась. Где они могли с ней целоваться?

Сережа очень любил Рафаэля, но под напором идей новой под-

руги сама ее скрюченность в постели¸ заглядывания в глаза снизу

вверх, хотя она была выше его сантиметров на двадцать, теперь

казалась ему чем-то вроде божественного шлепка по затылку. И узор

родинок… Теперь он торжествовал: «Как же я правильно поступил, что не переспал с ней».

Он думал, бродил, иногда отрывисто говорил, присаживался

на скамейки:

— Это типичное нынешнее поветрие: Дали, Брейгель, Гойя…

Вы любите всё уродливое и уподобляетесь ему. Кто угодно, только

не Рафаэль. Для вас нет ничего страшнее, чем гармония, потому что

она вам не может пригодиться!

Ему понравилась эта мысль, и он попробовал ее развить: «Мы

не верим в то, что есть чистые существа, — рассуждал Сережа, —

мы приписываем им свое, самое низкое. А чистые существа есть.

Пускай не я, пускай я не гожусь.

Какая разница после того, как ты их видел? Двух девушек из

богемы. Они молчат, и пускай молчат. Но если они вдруг завопят, все мы оглохнем».

9

ПОБЕРЕЖЬЕ ТЕНЕЙ

По-прежнему бормоча, Сережа вывернул дырявые карманы.

В час моего повествования, в начале нового века он был инте-

ресен собой и молод. Сменил несколько профессий, ни одна ему

не понравилась, два раза уходил с филологического и, что пораз-

ительно, за всё это время ни одна женщина, делившая с ним постель, не догадалась зашить ему пустые карманы или пришить пуговицу.

Сейчас, размышляя, Сережа проходил мимо лотков с разноцветны-

ми фруктами, кавказцев, пасущихся возле магазина «Алмаз» — каждый

кидался на него с криком: «Золото продаешь?» — кафе, где мажор-

ские парочки соединяют под столиками потные ручки друг друга…

Над ними он посмеивался, будучи в уверенности, что невинные

секунды утреннего счастья и следующие за ними нескончаемые

годы взаимной ненависти — не стоят друг друга.

Бедность... Ну да… Сережа был беден. Он не хотел работать

и жил на то, что доставалось ему даром от родственников, друзей

и любовниц.

Но  как же это пошло и жалко: долго, мучительно мусолить в