ответчиками сами,
И поклянемся за страну,
Что наше солнечное знамя
Не будет у врага в плену.
Я жив. И снова в песнях сердце,
И пусть теперь в другом краю
Шахтеры Рура и Уэльса
Услышат молодость мою.
Дм. Владимирский
Поют даргинцы
Очерк
В ясное летнее утро, когда в безоблачном синем холоде заря осыпает последние лепестки румян, — наступают тогда на долину горы. Прямо над головой нависают серебряные вершины снеговых шапок. Кривозубая пила старого Кавказа разрезает горизонт, ослепляет блеском вековых льдов.
Рядом кажутся горы. Идут… Живут… Движутся.
Попробуй достать. — Сотни километров. Играет обманами ясное утро, лукавит краснощекая заря.
А в долине, по берегу реки, бесконечными рядами — островерхие палатки лагеря.
В лагере — часть, в которую два года назад пришел Саид Комутаев, неграмотный, не видавший города даргинец.
Белые палатки, белые шапки Кавказа, река Белая — и все обвеяно красными крыльями летнего утра. Румяные блики пляшут по воде, по траве, и листва роняет тихие, радостные слезы-росинки…
Взвод даргинцев выходит на стрельбище.
* * *
Вчера вечером Матовасьян — секретарь комсомольский — забежал на минуту в палатку Комутаева:
— Не забыл?..
— Ты о стрельбах?..
— Да. Хасанов отстает… Тебе поручили.
— Есть!
С Хасановым Саид работает не первый день. Сегодняшние стрельбы — экзамен двух комсомольцев. Хасанова из отстающих — в передовые! За это отвечает весь взвод, вся комсомольская ячейка, в первую очередь прикрепленный Саид Комутаев, лучший стрелок.
Комутаев с Хасановым живут в одной палатке. Вечером, после прихода Матовасьяна, полчаса тренировки. Терпеливо добивается упрямый Саид правильного положения корпуса, десятки раз поправляет ремень на плече Хасанова, пробует силу натяжения ремня.
Доотказа уплотнен день в лагере.
Тренировочные часы ежедневно умеют выкраивать эти два комсомольца.
* * *
Утром легко дышится. Звонче льется боевая песня. И от того, что утро такое ясное, от того, что горы вплотную придвинулись, долго, упорно смотрит Саид туда, вдаль. Родной аул где-то за зубчатым перевалом прилепился к голым скалам. Тесно прижались к камню сакли, а к саклям, к людям еще теснее прилепилось то, от чего тускнеет радостный день…
Крепко вклинили кади да мулы отраву шариата в жизнь горской бедноты. Кровная месть, продажа девушек, грязь, темнота еще уродливо вплетаются в новое…
Загораются глаза Саида. Сжимаются кулаки. Мускулы ног пружинятся в четком красноармейском шаге, а в груди растет уверенность:
— Идут даргинцы!
Саид любовно охватывает глазом стройные подтянутые фигуры с винтовками за плечами, покачивающиеся в ритме боевого шага.
* * *
Два года назад начал Саид Комутаев учиться читать и писать. Первую заметку в стенгазету дал. Долго, старательно выводил корявые буквы. Написал: — «Щитаем начать злую борьбу с сонством на посте. Большевики должны бороться с сонством».
Улыбнулся редактор и посадил рядом с собой Саида. Вместе выправили заметку. На другой день она уже была в газете.
Комутаев десяток раз подходил к ильичевке. Билось радостно сердце и замирало, когда группа красноармейцев подходила и читала газету.
Через год.
Упрямый лоб низко склонился над книгой. Рядом — блокнот, испещренный записями. «Вопросы ленинизма» — неизменный спутник долгих зимних вечеров. Саид Комутаев — один из лучших в комсомольской школе.
Ячейка выдвинула его редактором взводной ильичевки. Теперь он сам, приветливо улыбаясь, терпеливо раз’ясняет товарищам их ошибки в принесенных заметках.
Веселым смехом раскатываются военкоры, когда Саид рассказывает им, как он год назад обогащал русский язык, заявляя, как «большевики должны бороться с сонством на посте».
* * *
Накануне вот так же любовно, как сейчас на пути к стрельбищу, Саид осматривал кружок бойцов даргинцев. Кружок — гордость Комутаева, гордость всей части. Недавно еще неграмотные даргинцы работают в кружке над небывалыми темами. Вчера в программе занятий стояло: «Революционное творчество даргинского народа».
Саид рассказывал слушателям о даргинской литературе.
Необычно!
Не то необычно, что у даргинцев, самого отсталого в прошлом народа, самого темного, вдруг обнаружилась литература. Не то.
Необычно, что вот эти молодые, задорные головы с жаром обсуждают и разбирают пьесы своего революционного писателя Рабадана Наурова. Сравнивают Рабадана с давно жившим Бустану Пудухари, песни которого были достоянием горных пастухов.
Необычно то, что эти неуемные, жадные в поисках знаний молодые даргинцы сейчас оживленно спорят о «Тихом Доне», о «Поднятой целине».
Необычно и то, что вчерашнюю работу кружок закончил письмом Даргинскому райкому комсомола, в котором стояли вопросы: Как учится даргинская молодежь в аулах? Читала ли она новую книгу Шолохова? Знает ли она о «Разбеге» Ставского? Какие разговоры идут об этих книгах? Как молодежь работает в колхозах и читает ли она старикам газеты и книги?
Необычно…
Сам руководитель кружка даргинцев Саид Комутаев пришел в Красную армию неграмотным.
* * *
Взвод Комутаева соревнуется.
Сегодня — обязательство.
— Показать образцы огневой подготовки!
На стрельбище — кумачевые вспышки сигналов. Непрерывно появляются и исчезают мишени.
До выхода на линию огня остались минуты. Комутаев еще раз показывает Хасанову:
— Ложиться надо вот так… У тебя недостаток — голову откидываешь в противоположную сторону. Так… А надо…
Голова Комутаева прильнула к винтовке.
— Ноги!
Саид показывает правильное положение ног при стрельбе лежа.
Ложится рядом Хасанов и повторяет все, что делал Саид.
— Правильно, — удовлетворенно отмечает Комутаев и уже на ходу проверяет подгонку ремня на винтовке товарища.
Об’явлены результаты стрельб:
— Взвод по 3-й задаче на «отлично».
Саид тянет Хасанова к будке, на скорую руку сооруженной из свеже-оструганных досок.
В будке — пряный запах смолистых досок. Начальник клуба возится возле микрофона. Тянутся от будки провода к черным дискам репродукторов, укрепленных на столбах возле каждого подразделения.
Будка — это походная радиостанция на стрельбище. Отсюда идет передача сводок о ходе соревнования, об успехах и недочетах стреляющих.
— Идем! Рассказывать по радио будешь.
— О чем? — удивленно спрашивает Хасанов.
— А вот как