увидимся.

— Это разумеется.

— Вы правы, генерал, — сказал сотник Абрамов. — Никак не могу привыкнуть, что женщина может умереть. Тем более молодая. Хотя сколько их мёртвых повидал! Она жизнь должна давать! Как она может умереть? Ну, ладно, лет в восемьдесят.

— А сколько вам лет, Софья Николаевна? — спросил Дубовицкий, — извините за бестактный вопрос.

— Двадцать один.

— Ага. Значить вам будет восемьдесят лет в семьдесят седьмом году? Что, интересно тогда будет?

— Нас с вами не будет! — сказал сотник. — А вы живите, Софья Николаевна. По возможности до девяносто седьмого года.

Софья улыбнулась.

— Мы отвлеклись, господа — прервал их Боровский, — подвиги прапорщика де Боде всем хорошо известны. Мы здесь разбираем не её лихость, а её проступок с петухом, будь он не ладен. И ещё, Софья Николаевна, мат в устах молодой барышни не уместен. Вы дворянка, баронесса, офицер и вам опускаться до уровня базарной торговки, до уровня хама, простите, не к лицу. Возможно, в ситуации под Ряжской ваш мат был необходим, но это исключение. Итак, продолжим. Будьте так любезны, баронесса, скажите: как так получилось с этой несчастной птицей, и как об этом Корнилов узнал?

Де Боде встала постройке смирно и доложила чётким голосом:

— Он не узнал, он лично увидел. Виновата.

— Сядьте, баронесса, мы вам тут не враги, и расскажите всё по порядку.

Софья повиновалась. Фуражка её сдвинулась на затылок, обнажив коротко стриженные густые тёмные волосы, большие голубые глаза смотрели спокойно.

— Мы последние вернулись из-под Хомутовской. Всё, что могло быть съедено на постои — съели. Я поймала этого петуха, а когда отрезала ему голову, тут меня и увидел Лавр Георгиевич. Как заорёт: «Где взял? Купил? Нет? Под арест!»

— Так ты голодная, второй день? — удивился Боровский.

— Так точно.

— Безобразие. Ну, продолжай.

— Что продолжать? Всё. Я бы заплатила, да чем? — развела руками Софья.

— И так, господин казак — сказал подполковник Глебов, обращаясь к хозяину петуха, — вас устроит некая компенсация за вашу птицу?

— Что? — не понял хозяин петуха.

— Да какой он казак? — сказал сотник Абрамов, он, опираясь левой рукой на шашку, скручивал цигарку. — Иногородний. Сыны-то где?

— А Бог их знает, господин казак. Были в армии.

— Значить — у большевиков — уверенно сказал сотник. — Земельку им пообещали большевики. А где они её возьмут? У нас!

— Так хочется, что бы всё по справедливости было. Что бы у всех всё поровну было — робея, не уверенно сказал иногородний.

— Поровну? А земля-то, она не ровная, она бугристая. Мы, казаки, эту земельку кровью поливали! От татар да турок её отбивали! А вы пришли незнамо откуда — и теперь — поровну! Ну, хорошо. Разделим мы её поровну. Пшеницу засеем. У тебя, положим, на пригорке, а у меня в низинке. А лето жаркое. У тебя урожай сгорел, а у меня нет. И что? Ты, мужик, ко мне придёшь моё добро отбирать?

— Не знаю — честно сказал мужик, — но должно всё по справедливости быть.

— Сейчас не об этом, Андрей Николаевич, — не дал казаку ответить Боровский.

— А о справедливости — сказал Глебов и достал из брюк портсигар. — Не знаю, золотой или нет, но австрийский, трофейный. Положите сюда вашу цигарку, Андрей Николаевич.

Сотник с неохотой повиновался. Глебов захлопнул портсигар и протянул его мужику:

— Вас устроит это за петуха, любезнейший? Или вы будете настаивать на казни прапорщика?

— Казнить за птицу? Девку? Да Бог с вами, ваше благородие. И этой штуки мне вашей не надо. Даром берите.

— Нет, даром нельзя. Главнокомандующий запрещает. Так что? Берёте?

— Беру. Куда деваться? Может, обменяю эту штуку на петуха. Хотя и сомнительно. Петух в хозяйстве нужен.

— Так он же яйца не несёт? — удивилась Софья. — В хозяйстве не очень что б очень нужен.

Все заулыбались, а Боровский спросил:

— Вы поэтому и взяли петуха, Софья Николаевна, что он не несётся?

— Да.

— Так, барышня, — развёл руками мужик, — без петуха по весне цыпляток не будет.

Баронесса покраснела.

— Ничего — сказал сотник Абрамов — надо будет, сам своих курей потопчешь.

Баронесса покраснела ещё больше.

— Давайте без пошлости, сотник — одёрнул казака Глебов и мужику — и так, покупка состоялась?

— Да — с неохотой сказал мужик и взял портсигар.

— Тогда пишите расписку, что за петуха заплачено сполна и претензий не имеете.

— Что не имею?

— Ну, что ты всем доволен.

— Да не всем я доволен. Петуха-то нет.

— Так обменяешь на портсигар — возмутился Абрамов — за него ты трёх петухов получишь. Пиши расписку, а не то я тебя шашкой полосну.

— Это вы можете — недовольно пробурчал мужик и сверкнул злобным взглядом — чего доброго, а это можете.

— Дайте ему бумагу, Александр Александрович — сказ Глебов.

Мужику дали бумагу и химический карандаш, он сел за стол и, слюнявя грифель, очень медленно с трудом написал расписку печатными буквами.

— Вот и славно — сказал Боровский, прочитав бумагу — можете быть свободны.

Мужик, что-то ворча под нос удалился.

— Но господа — сказал Боровский, — у нас тут суд чести, а не торговля петухами. Прапорщика мы обязаны наказать и доложить о выполнении главнокомандующему армии.

— Но не повесим же мы её в самом деле, генерал? — сказал полковник Зимин. Он положил ногу на ногу и качал правой ногой, полуоторванный каблук хлопал по подошве сапога.

— Прекратите вы чертей качать, полковник — сказал Боровский — и сделаете что-нибудь со своим каблуком. И предлагайте дело!

— А что я с ним сделаю? Если прапорщику верёвка не пригодиться, то отдайте ею мне. Я ею сапог подвяжу.

— Это не поможет — сказал Абрамов.

— А что поможет?

— Отставить о сапогах, господа! — скомандовал Боровский. — Что Лавру Георгиевичу ответим?

— Что наказали — ответил Глебов.

— Как?

— Гауптвахтой — подсказал Мазарович. — Десять суток. Запрём в сарае, натаскаем сена. Барышня хотя бы отоспится в тепле.

— Какие десять суток, штабс-капитан? Мы послезавтра выступаем.

— Хорошо, сутки. Но написать-то мы можем десять. Бумага всё стерпит.

— Да и в походе, можно считать, что она под арестом — сказал Глебов.

— Правильно — согласился с ним сотник. — Софья Николаевна, а как вы в седле держитесь.

— Ещё недавно думала, что хорошо — улыбаясь, сказала Софья, — а прошлым летом упала с седла, сломала ногу.

— Пустое. Бывает. Ординарца убили у генерала Эрдели. Я замолвлю словечко.

— Очень вам буду благодарна, Андрей Николаевич — улыбнулась баронесса.

— Сочтёмся, Софья Николаевна.

— Господа, да холодно ей в сарае-то будет —